– Лэнд, – сказал я. – Мне нужно знать о Геддесе.
– Что ты имеешь в виду? Он мой друг. И ужасно мне нравится.
– Ты любишь его?
– Наверное, должна. По дружески.
– И он тебя любит, не сомневаюсь. Как удобно.
– Терпеть не могу, когда ты источаешь сарказмы, Логан. Ты начинаешь казаться совсем другим человеком.
– Вряд ли ты вправе винить меня за это.
Она смотрела на меня со смирением и жалостью:
– Что с тобой?
– Ты знаешь мои чувства к тебе, – ответил я, – и все-таки суешь мне под нос этого Геддеса Брауна. Если он тот, кто тебе нужен, так сделай же выбор. И не терзай меня так.
Она заставила меня замолчать:
– А я-то думала, что ты умудренный, знающий жизнь писатель, – сказала она, стараясь воздержаться от улыбки. – Геддес гомосексуалист.
– Гомосексуалист?
Этого дня я не забуду никогда. Мы вернулись в отель «Рембрандт». Ставни, чтобы защититься от жары, были опущены, кровать свежезастелена, мы сбросили одежду и с минуту наслаждались прохладой накрахмаленных, хрустких, еще не испятнанных нашим потом простыней на телах. Лэнд с ее челкой и девичьими, смотрящими вверх грудями. Целовать ее, ощущая на языке металлический, мятный привкус, оставленный утренними трудами дантиста. Смотреть, как она одевается, обнаруживая, что ягодицы и ляжки ее полнее, чем я думал. Я упиваюсь тем, что знаком ныне со всеми неповторимыми особенностями тела Лэнд. Провожаю ее до поезда на Трувиль – целая оратория звучит в моей голове.
Только сейчас, сидя здесь, я задумываюсь – был ли я у нее первым? Маленькие соцветия крови на простынях отсутствуют. Понятия не имею.
Разъезды. После Лэнд я вернуться в Лондон не смог. Отправился в Бандоль, к Бену. Потом на две недели в Лондон, оттуда, по заданию «Тайм энд тайд», в Вену. Неторопливое возвращение: Берлин – Амстердам – Брюссель – Париж (снова собирал материал для «Космополитов») – Лондон. Лэнд делит с двумя подругами квартиру в Ислингтоне.
Лэнд внизу. Сказала родителям и подругам, с которыми она вместе живет, что уезжает на несколько дней погостить в Карматеншир. В нашем распоряжении три дня. Еды и питья хватит на месячную осаду, а выходить куда бы то ни было мы не собираемся.
1931
Провел день, просматривая гранки «Конвейера женщин». Чувствую себя странно отдалившимся от этой книги: в ней присутствует некий мелодраматический, отдающий дном жизни шарм (мой герой, Леннокс Диване, полностью околдован Лидией – подобием Анны, – если она попросит, Леннокс с готовностью заклеймит себя каленым железом), и мне кажется, я сумел воссоздать подлинную атмосферу Парижа, хотя атмосфера эта, следуя истории сочинения книги, под конец несколько выдыхается. Присутствует также изящная тема с намеком на инцест: Полковник, названный в книге «дядюшкой», правит целой чередой «племянниц», – отсюда и название – подвизающихся в различных, разбросанных по всему городу
Лэнд позвонила сегодня утром, сказала, что ей предложили отправиться в Индию с каким-то парламентским комитетом по расследованию неких обстоятельств – что-то связанное с Ганди и Партией конгресса[64]. Я великодушно сказал, что она должна поехать, упускать такую возможность нельзя, и так далее. Конечно, я буду скучать по ней, но мне необходимо сосредоточиться на работе – я запаздываю с четырьмя, примерно, статьями, включая большую и довольно важную – о кубизме – для «Берлингтон мэгэзин».
Глиб-плэйс весь день отзывается ощущением удовлетворенной праздности. Горит камин, на обеденном столе валяются гранки. Лэнд была здесь в пятницу, и дом кажется еще пропитанным ее присутствием, в немалой мере благодаря аромату купленного ею горшка с гиацинтом – к тому же, она забыла свой шарф. А тут еще воспоминания о любви в субботнее утро, о том как мы поедали в нашей смятой постели тосты с мармеладом, как чайник парил на столике у кровати. После ее ухода я, ко времени ленча, прошелся вдоль реки, выпил пинту пива, съел кусок пирога с мясом. Затем назад, к гранкам. У меня больше 800 фунтов в банке и в перспективе еще 50 должны поступить в день выхода книги (минус комиссионные Уолласа, разумеется). Я люблю Лэнд, и она меня любит, я опубликовал одну книгу, на подходе вторая, а мне ведь нет еще и двадцати пяти. Когда я думаю о том, с каким обреченным, мрачным настроением покидал Оксфорд!.. Х-Д прав: через две недели полученная тобой степень перестает сколько-нибудь сказываться на течении твоей жизни. Посмотрите на Во, посмотрите на Коннолли, посмотрите на Ишервуда и на меня: получение низкой степени, как способ сотворить из вас литератора, начинает казаться почти