- Вы что творите?! Это ребенок!.. Да! Здоровый! С зеленой рожей, но ребенок! - эти слова я выкрикнул. Уверен, их было хорошо слышно. В горле засел ком, грудь стянуло. Дышать было ну очень тяжело.
- Что!? Ты орков любишь?! Знаешь, сколько они людей угробили? А сколько солдат полегло? А Ролт?.. Он погиб тут! От ожогов, на моих руках. Да пол-отряда лежало и чуть не погибло! Нужно убить его! - с не меньшей яростью сказал один из солдат. На его плече, светлея от бликов огня, красовалась нашивка сержанта.
- Да! - поддержала его толпа.
- Да! И тогда они не придут к нам больше! - все также зло процедил сержант.
- Убивать и наказывать надо взрослых! Дети не в ответе за действия отцов! А если его отпустить, он запомнит... Запомнит и передаст остальным события этой ночи. О том, что нельзя нападать на людей, - и странно, почему все смотрели на меня и молчали?
- А с чего ты решил, парень, что можешь решать что-то в этом лагере. Особенно кому жить, а кому умереть? - из-за моей спины, хмурясь, вышел граф. Он пошел по кругу пока, наконец, не встал напротив меня и пристально всмотрелся в глаза.
- А я и не решаю. Сзади меня стоит ребенок. Зеленый, огромный, но ребенок. А детей нельзя убивать и тем более нельзя мучить. Это закон. Я убивал орков и не сожалею об этом. Если завтра будет бой, я так же их буду убивать. Я спал, и этот детский крик меня разбудил, крик боли ребенка.
- Смысл в твоих словах есть, но это чудовище, очень много наших боевых товарищей погибло. И я понимаю своих людей. Это было их законное право. По правде говоря, я не знаю, что он тут делает. Пленных мы не брали... - скосил глаза граф на сержанта, - и мы еще выясним, почему, когда нужно было отдыхать, кто-то мешал мне спать, - еще тише сказал граф. - Ваш целитель спас многих моих вассалов, а еще больших спас от мучений. Поэтому я буду милосерден. Орчонка выведешь из лагеря, и пусть будет свободен. Если не выживет, значит, такая у него судьба.
- Да, эл. Будет исполнено, - коротко поклонился я.
- Всем остальным. Отбой!
После того, как я вывел орчонка из лагеря, я отдал ему свою поясную сумку. Там как раз был мой сухой паек, что выдали нам по убытию в патруль. Я бы может и съел бы его, но меня почти сутки колбасило, а когда перестало, аппетита не было. Тот взял ее настороженно, одной рукой. Вторую, обожженную, он вытянул вдоль тела. Было темно, но каким-то образом я все видел: даже то, что было за спиной, что делали солдаты в пятидесяти метрах от меня, и как колыхалась трава. Это было странно и непонятно, но мне было все равно. Первым делом орчонок. Отведя его от секретов с дружиной графа подальше, я махнул ему рукой, типа: 'Проваливай'. Но орчонок не шел.
Может, он не видит? Однако эти мысли орчонок опровергнул. Он встал передо мной на колени и начал кланяться, что-то тихо рыча. Так продолжалось минут пять. Я думал, он мне, таким образом, выразит благодарность, но это начинало утомлять. Я далеко не в лучшей форме, того глядишь и упаду рядом с ним, а ему нужно идти отсюда и как можно быстрее. Я наклонился, чтобы поднять его. Как вдруг он подпрыгнул, резанул мне чем-то руку и побежал прочь. Ах ты же, маленький засранец! Чувствовалось, что теплая жидкость стекает с руки и капает на землю. Чем только порезал? Ни сил, ни желания не было, чтобы бежать за ним. Пусть бежит. Как только я перестал его видеть, развернулся и, крепко сжав порезанную ладонь в кулак, пошел обратно. Еще нужно в живых остаться.
Маленький орчонок бежал со всех сил своего десятилетного тела. Боясь, что старший Брат пожелает отомстить ему за нанесенное оскорбление. И только, когда он понял, что не сможет больше бежать, остановился и упал. Перед глазами все крутилось. Орчонок вспоминал лица тех страшных хумансов, что разорили их поселение и издевались над ним.