Нужное время

Дым потихоньку рассеялся, и он увидел в дальнем углу комнаты сидящего в кресле детину. Тот, не мигая, смотрел на него и скреб огромной волосатой лапищей небритый подбородок. Демушкин шарахнулся спиной об шкаф. На стеклянной полке обиженно звякнули потревоженные бокалы.

– В-вы кто? – сдавленным голосом спросил он.

– Э, очухался-а, – вместо ответа протянул детина. Он был огромен и плечист. Голову его покрывала иссиня-черная кучерявая шевелюра, а под низким лбом протекала сплошная линия бровей. Но главной достопримечательностью великана являлся нос. На лице явно хозяйничал он. Это был огромный кавказский нос, красноватый и пористый. «Не нос, а гора, – подумал Демушкин. – Арарат». Из могучих ноздрей-пещер росли двумя жесткими кустиками волосы и плавно переходили усы. Одет детина был в красные шаровары и когда-то белую, а теперь основательно замызганную футболку с надписью «I love New York!». Он был бос.

– Вот всегда так, – продолжал детина, двигая пухлыми лепешками губ. – Никак не могу привыкнуть. Только выпустят меня, и сразу в обморок. – Говорил он с заметным восточным акцентом.

– К-куда выпустят? На свободу? – пискнул Демушкин. Он решил, что это беглый уголовник, собравшийся поправить свои финансовые дела путем ограбления его, демушкинской, квартиры. Да еще с применением отравляющих веществ.

– Вижу, ты в себя пришел, так что давай, – прогремел здоровяк и недобро сверкнул глазами.

– Чего давай? Деньги?

– Вай, какие деньги-шменьги? Желания давай.

– Какие желания?

– Слушай, дарагой, ты меня выпустил, я исполняю твои желания, и мы мирно расстаемся, понимаешь? – как маленькому ребенку начал объяснять детина Демушкину.

– П-простите, я не уверен, что…

– Ты-и что, тупо-ой?! – даже взвизгнул здоровяк. Потом вальяжно развалился в кресле, положив одну жирную ляжку на другую. Демушкин тупо уставился на розовую чумазую пятку.

– Я из этого презренного сосуда. Ты его нашел? Ты! – детина стал загибать пальцы-сардельки – Открыл его? Открыл! Теперь ты быстренько загадываешь желания, а я их в свою очередь быстренько исполняю. Мы жмем друг другу руки, и я растворяюсь. И ты доволен, и я доволен.

– Так Вы что ли джинн?! – начал понемногу соображать Демушкин. У него в голове образовалась куча-мала из сказок тысячи и одной ночи, хоттабычей и прочей мифологической дребедени. – Вы раб этой посудины?

– Можно сказать, что я раб этого сосуда, – обиженно надул губы джинн, – можно сказать, что я хозяин сосуда. А можно сказать, что я там просто живу, мне там нравится, и я хочу туда поскорее вернуться. Ты меня от дел оторвал. Давай, дарагой, не томи. Тебя как именуют?

– Ааа… лександр Иванович. Демушкин Александр Иванович. – Отрапортовал Демушкин, и зачем-то добавил: – Прораб. А Вы?

Джинн вскочил, томно прикрыл глаза и, простерев правую ручищу, торжественно произнес: – Мое имя, да будет тебе известно, Ханубала ибн Муджаджа ибн… впрочем, оно такое длинное, что не стоит тратить драгоценное время на эти церемонии. Зови меня просто Бала, – милостиво разрешил он, плюхнувшись обратно в кресло.

– Значит, я могу загадывать любые желания? – поднялся с пола Демушкин и присел на краешек стула напротив Джинна. – А сколько?

– Два.

– Я вроде слышал, что разрешается загадывать три. – Неуверенно произнес Демушкин.

– Ц! Ээээ… Два! – отрезал Бала.

– Любые?

– Любые.

– Бесплатно?

– Бесплатно, – разрешающе махнул огромной лапой Бала и весело оглядел комнату.

– Хорошо, – Демушкин вскочил, закрыл глаза и громко прокричал: – Хочу миллион долларов! – «Ну, я им всем покажу тюфяка и тряпку с такими-то деньжищами» – решил он.

– Цээ! – цокнул языком джинн.

– Что такое? – изумился Демушкин.

– Понимаешь, Александр Иванович, ты должен такое э-э… пожелать, что бы вреда никому не причинить.

– Как это? – заморгал Демушкин.

– А вот так, дарагой. Просишь ты миллион, а где Бала его возьмет? Напечатает? Не-ет. Я его могу только взять у кого-то в твоем измерении и дать тебе. И получится: ты – богач, а тот – разорился, бедный стал? Не пойдет, дарагой. Давай дальше, не тяни. Думай, прораб.

– А много этих, того, измерений? – спросил Демушкин ошеломленно, даже не думавший прежде на тему каких-то там измерений.

– Много.

– А можешь ли ты, достопочтенный Бала, – начал настраиваться на восточный лад Демушкин, – из этого, ну другого измерения чего-нибудь мне достать?

– Александр Иванович, пойми: я путать измерения не могу. Что в этом измерении находится, то здесь и должно остаться. А что в других, то там пусть и будет. Получай из того, что имеется, но без вреда для кого бы то ни было. Таково правило! – Бала поднял вверх палец-сардельку. Видно было что он и сам не очень-то разбирается в ситуации с измерениями, но правила чтит и уважает.

«Что же это получается-то», – Демушкин принялся расхаживать по комнате, поглаживая ушибленный затылок и бормоча под нос: