Читаем o 41e50fe5342ba7bb полностью

«Силуэты русских писателей».

Доклад «Конец цитаты Ницше, начало цитаты Флоренского», — сказал

докладчик.

Дом «Граница между природным и искусственным все больше

сменяется границей между данным и новым. Какую прирюду

рисует ребенок, впервые взявший карандаш? Домик. Искусство

прежних эпох для нас такая же данность, как прирюда, исторический подход к ней — проблема вроде космогони-

ческой» итд.

397


З А П И С И и в ы п и с к и

Дорога В Улан-Баторе академик диктовал дорогу: выйдя из гостиницы, на

северо-восток 400 м, потом поворот на восток 200 м,

потом поворот... Дальше гости уже не воспринимали этих

степных ориентиров большого города (От А. Куделина).

Духовная цензура «Московский листок» велено было представлять в Д. Ц. Пастухов

пошел плакаться: «Зачем? у нас ведь только отчеты о

скачках...» — «А вы на них-то и посмотрите». Смотрит и видит

«жеребец такой-то, сын Патриарха и Кокотки...» (восп.

Амфитеатрова). — А Иванов-Разумник уверял, что Замятину

запретили начало повести: «На углу Блинной улицы и улицы

Розы Люксембург».

Евнапий Сардский, фр. 54, Тойнби кончает им ту антологию античной культуры, где

агора называется пьяццей, а Катон делает харакири. — Некоторый трагический

актер, изгнанный Неронам из Рима, отправился с представлениями по дальним

городам и дошел до таких, где о театре никогда не слышали. Зрители, увидев его на

котурнах, в маске и с трубным голосам, в перепуге разбежались. Тогда он обошел

поодиночке лучших людей города, каждого успокаивая и объясняя, что к чему. После

такой подготовки он вновь явился перед испуганным народом, изображая Андромеду

Еврипида, и сперва постарался говорить и петь тихо и мягко, лишь потом усиливая

голос и опять ослабляя Люди бросились к его ногам и умоляли продолжать еще и еще.

От приспособления к такой непонимающей толпе большинство красот трагедии

утратилось — и выразительность слов, и прелесть ритма, и характеры, и даже

смысл событий, — и все равно после представления они бросились поклоняться ему

как богу и жертвовать ему все свое лучшее, пока ему это не стало в тягость и он не

скрылся из города тайным образам А через неделю в городе случилась болезнь, люди

лежали на улицах, мучаясь животам, но и в изнурении они не переставали петь, кто

как мог, даже без слов, которых они не помнили. Таково пришлось им тяжело от

этой «Андромедычто город обезлюдел, и пришлось заселять его вновь жителями из

окрестностей.

Евклидов и неевклидов подход к анализу литературы (о них говорилось на

встрече «Философия и филология») — где проходит граница

между ними? Видимо, по линии здравого смысла, т. е.

человеческого масштаба: неевклидовыми остаются предметы

слишком малые и слишком большие, «мир в "Онегине"» и «звук

Б в "Онегине"». К сожалению, понятие здравого смысла сейчас

само взято под микрюскоп и тотчас перестало восприниматься.

Это отношение между обыденным сознанием и научным: если

мы начнем интерпретировать «Солнце всходит и заходит» с

точки зрения астрономии, песенка получит фантастическую

космическую глубину.

Емкость Пушкин вместил наследие XVIII века и Байрона, а вместить лютый

французский романтизм уже не мог. Поэты следующего

поколения вместили его, но вместить Пушкина уже не могли.

Таковы пределы душевной вместительности.

398


З А П И С И И В Ы П И С К И

Жалкий Подтексты сумароковские у Пушкина: «Гласят ей: наша ты

Сумароков отрада, Ко матери бегут так чада, Себе и ей в опасный час Скон

399


З А П И С И и в ы п и с к и

чай, гласят, ты наши муки, И скипетр восприемля в руки, Ступай, спасай себя

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 знаменитых харьковчан
100 знаменитых харьковчан

Дмитрий Багалей и Александр Ахиезер, Николай Барабашов и Василий Каразин, Клавдия Шульженко и Ирина Бугримова, Людмила Гурченко и Любовь Малая, Владимир Крайнев и Антон Макаренко… Что объединяет этих людей — столь разных по роду деятельности, живущих в разные годы и в разных городах? Один факт — они так или иначе связаны с Харьковом.Выстраивать героев этой книги по принципу «кто знаменитее» — просто абсурдно. Главное — они любили и любят свой город и прославили его своими делами. Надеемся, что эти сто биографий помогут читателю почувствовать ритм жизни этого города, узнать больше о его истории, просто понять его. Тем более что в книгу вошли и очерки о харьковчанах, имена которых сейчас на слуху у всех горожан, — об Арсене Авакове, Владимире Шумилкине, Александре Фельдмане. Эти люди создают сегодняшнюю историю Харькова.Как знать, возможно, прочитав эту книгу, кто-то испытает чувство гордости за своих знаменитых земляков и посмотрит на Харьков другими глазами.

Владислав Леонидович Карнацевич

Словари и Энциклопедии / Неотсортированное / Энциклопедии