О бедном монахе замолвите слово.

— Ну, если этот старый мастер настаивает, то эта старушка вспомнит молодость! Когда-то эта старая Дэйю могла задать жару! Не пора ли нам с вами, почтенный мастер, вспомнить славные деньки молодости?

В том, что бабуля еще ого-го, я не сомневался, но антиквариат следует хранить в музеях и прилежно вытирать с него пыль, а не вытворять с ним разные стыдные вещи.

— Я пошутил. Так ты пустишь меня в это прекрасное заведение?

— Уже передумал? Напрасно, — продолжила убеждать меня старушка. — В этом доме Странных Ароматов нет никого, кто был бы опытнее!

Я чувствовал, что простыня, в которую я был вынужден замотаться, вот-вот порвется, и не волшебные чары сушеной красотки с истекшим сроком годности были тому причиной, ведь этот Дао Ли уважал старость. Все дело было в проклятой пилюле Ванкси.

— Пусти меня, бабка!

— Какая я тебе бабка?! — возмутилась старушка, — Мне всего восемьдесят четыре!

— О, почтеннейшая! — сменил я тактику, и доверительно положил ей ладони на плечи, — Я бы вам столько не дал. Максимум, семьдесят два. Ну, семьдесят три, но не больше.

— Этот мастер знает толк в жизни, — согласилась заулыбавшаяся бабуля, —Даже персику надо вдоволь побыть на солнце, чтобы вкусивший смог насладиться его сладостью! И разве старое вино не крепче едва забродившего сока?

Потерявшую бдительность бабку я вежливо переставил в клумбу по соседству с крыльцом. Потому что этот Дао Ли предпочитает пиво и не любит сухофрукты.

Скоро страданиям этого беспечного практика, так неосмотрительно доверившегося словам одного мертвого негодяя, придет конец! И в восторженном состоянии разума, я взошел в сей дом утех и оказался доволен, тем, что открылось раскосым и жадным глазам этого старого Дао!

Девы!

Много дев!

Все очень хороши, изящны и милы. Прямо глаза разбегаются. Кто-то при моем появлении целомудренно запахнул на груди халат, лукаво блеснув глазами, а кто-то наоборот, подался чуть вперед, выпятив свои неоспоримые достоинства. Кто-то потупил глазки в притворной скромности, а кто-то изящно изогнулся, демонстрируя совершенство форм и размеров. Кто-то же продемонстрировал нарочитую холодность, жестоко не обратив внимания на этого старика, а кто-то прожег насквозь горячим взглядом.

В дверь, которую я предусмотрительно придерживал рукой, забарабанили, — это похотливая старушка, лелея прах погибших надежд, неосмотрительно взращенных этим небрежным старым Дао, тщетно пыталась ворваться и таки вспомнить молодость (неважно, буду я при этом согласен, или нет), но я не обращал внимания. Ведь что может быть лучше для взора усталого практика, измученного культивацией, чем прекрасный сад, что я наблюдал перед собой?

— У нас новый гость! — радостно поприветствовала меня одна из красавиц, выглядевшая слегка постарше, чем остальной контингент, и одетая в ином стиле и гораздо скромнее, — Поприветствуем же почтенного мастера, который мудро решил посетить нас столь холодной и темной ночью! Поведайте же нам, старейший, чем мы можем угодить вам? Я обещаю, что любое ваше желание будет тот час исполнено, и любая из наших красавиц будет рада составить вам компанию! — С этими словами она взмахнула рукавом, обводя рукой помещение, — Кого бы вы предпочли? Желаете ли вы погрузиться в жар, подобный тому, что в жерле вулкана, или предпочитаете холодную скромность? А, может быть, старый мастер...

Старый мастер испытал сегодня слишком много невзгод, чтобы второй раз выслушивать вот это все.

— Вы можете выбрать любууууууу... — и лишь слабое эхо слов красотки, молниеносно уволакиваемой этим стариком на второй этаж, где, по опыту этого старого мудрого Дао Ли обычно располагаются комнаты для проведения досуга, донеслось до онемевших дев и, наконец, вломившейся старушки.