О чём грустишь, май?

В данный момент надо ему где-то отсидеться, не хотелось вот так быстро на зону, не нагулялся ещё. План на ближайшую жизнь созрел у Стаса внезапно, случайно, благодаря подвернувшейся газете с объявлениями. Подумал и послал телеграммму неизвестной Лёке: «Лёка, верю – я тот, кто тебе нужен. Еду. Жди. Стас». Набрал одежды поновей у дружков-подельников – вот, жаль, визитные карточки на руках синеют, не скрыть, не замазать. Ничего, сочиню жалостливую историю. Он не сомневался, что сразит Лёку своей мужской наружностью. Стас на самом деле был парень видный.

Купив билет, сел в плацкартный вагон, залез на верхнюю полку. Зашёлся в кашле. Подумал: «На нарах почти также уютно – подушка, как кисель, бельё серое, сырое, и народу битком!»

Стас лежал, смотрел на пробегающие станции и вспоминал свою жизнь.

Был один счастливый момент в серости его одинаковых дней. Он равнялся трём месяцам. В приюте, в котором он проживал до детдома, его взяла для усыновления красивая сорокалетняя женщина. Он её даже мамой стал называть. Было ему тогда всего пять лет, но память отпечатала мельчайшие подробности – какие игрушки у него были, как вкусно кормила его новая мама, какие костюмчики покупала и как демонстрировала своим подругам. Здорово было! Но, видно, холёная дама сил своих не соизмерила и, поняв, что ребёнок не игрушка и отнимает много времени, раздумала усыновлять мальчика. Свобода оказалась дороже, да и вдруг появившийся сожитель был против ребёнка. Они ссорились, кричали друг на друга, а Стас сидел в углу и плакал. Он понимал, что это из-за него, и очень не хотел сердить этих людей. Он интуитивно боялся, что сказка с обретением мамы может закончиться. И она закончилась… Дальше был какой-то провал в памяти. Помнит только, как эта женщина, вернув его в приют, наклонилась к нему поцеловать, обдала волной сладких душных духов и сказала: «Прости меня когда-нибудь». И застучала каблучками: тук-тук-тук, тук-тук-тук. И звук этот становился всё тише, а женщина всё дальше – тук-тук-тук, тук-тук-тук.

И не было ничего страшнее звука этих шагов… Может, тогда его судьба-судьбина могла дать другой поворот – могла, но не сделала этого?

От той жизни осталась большая пожарная машина, матросский костюмчик и зарубка в душе.

В детдоме окончил семь классов, тогда же было первое правонарушение, когда он с парой друзей зимой залезал в чужие дачи. Ребят абсолютно не интересовали материальные ценности – только еда. Они набирали банки с компотами и вареньем, прятали в тайник, объедались сладким до больных животов, и угощали по очереди ребят.

Однажды сунулись в очередной дачный домик, а там на столе стояла бутылка водки, промёрзшие огурцы и записка: «Угощайтесь, но очень прошу – не громите дачу». Впервые Стас с ребятами попробовали водку. От неё стало жарко и весело. Распив на голодный желудок бутылку, разморились и заснули там же в замороженной даче. Утром их поднял милиционер. Таким был первый привод в милицию и первый срок. Восьмой класс окончил на зоне, а клеймо «вор» пристало тогда же. Зэковская закалка была получена, и наука эта засела в голове покрепче школьных истин.

Стас любил читать, но в книгах было ясно, где чёрное, где белое, а в жизни вступали в силу полутона и оттенки.

«Поди разберись, где положительный герой, а где отрицательный», – размышлял Стас. На зоне и подавно всё сложнее. К примеру, сидит человек за злостное преступление, а по сути своей душа человек: добрый, открытый, интересный, последнюю рубашку отдаст, друга не предаст и пса не обидит. Или другой пример – за чёрное дело мужик наказан, но попал в это дело случайно, по дурости, по слабости. Наказывать его, может, и не стоило, он сам себя казнит, а это хуже срока. Правда, много на зоне и нелюдей, живут без закона в душе. Нигде для них правды нет. Это страшные люди. Таких Стас старался избегать. Сложно отмыться от тюрьмы, всю жизнь так и будут везде тыкать – «зэк».

А хочется Стасу нормальной жизни – дома, жены, детей, ведь пора уже, но никогда у него этого, наверное, не будет. Судьбина такая. Это у других людей судьба, а у таких, как он, – судьбина, она посуровей.

На взрослой зоне научили его, как в больничку попадать. Больничка для зэка – радость и отдых, за это её и называют так ласково. Вариантов туда попасть много, а этот – один из них. Нечасто решались зэки на то, на что рискнул пойти Стас. Фокус этот был опасен для жизни. Человек возле стены вставал вниз головой и сам себе в лёгкое загонял тонкий стальной штырь (заточенный электрод для сварки), как раз под сердце. Потом зэк возвращался в исходное положение. Когда он вставал на ноги, сердце опускалось на этот штырь, и рентген показывал, будто сердце пробито. Начиналась суматоха, потому что налицо попытка самоубийства, хотя зэк и не собирался расставаться со своей драгоценной жизнью, а проделывал этот экстремальный фокус исключительно, ради отдыха в больничке. За доведение до самоубийства начальство били по шапкам. Пока разбирались, зэк поправлял здоровье в условиях лучше, чем тюремная камера, да ещё и в окружении женского медперсонала.