Алиса отправила Борису исправленный портрет, нарисованный на заказ, и закрыла браузер. Она откинула за спину ещё мокрые после душа волосы, выдохнула и прикрыла веки. Перед глазами вновь всплыл образ Николая Александровича, его улыбка и холодные серые глаза. Сердце в груди забилось сильнее. Мысли об этом мужчине не только вернулись к ней спустя несколько месяцев перерыва, но и приумножились.
Он пришёл к ней прошлой ночью во сне, таком долгожданном и спокойном, каких не было уже давно. Его тёплые прикосновения к плечам заставили Алису дрожать в сильных руках. Впервые за долгие недели она видела сон, после которого не хотела просыпаться. Ей было достаточно легкого касания тёплых пальцев мужчины к ней через одежду, чтобы почувствовать себя на седьмом небе, стать наконец-то защищённой и любимой. Хотя бы во сне.
Алиса вспомнила один из первых сеансов у Николая Александровича. В тот осенний день она вновь прогуливала пары, но оправдывала себя необходимостью посещения психотерапевта. Девушка честно признавалась себе в том, что эта встреча куда важнее сейчас, чем бесполезные два часа за партой под монотонный голос пожилого преподавателя.
Мысленно Алиса перенеслась в кабинет Николая Александровича, в день, когда он задавал ей наводящие вопросы, пытаясь узнать лучше, чтобы составить индивидуальный план лечения. Он сидел перед ней в кресле, предложив девушке расположиться на небольшом бежевом диване у стены. Алиса не могла до конца расслабиться, сидела на краешке, вжав голову в плечи и смотря куда угодно, но только не на красивое лицо собеседника. Тогда она ещё до конца не осознавала свои чувства, но уже ощущала смущение и симпатию к ухоженному мужчине.
— Ранее вы сообщили мне о вашей матери, — напомнил Николай Александрович, занявший уверенную позу в кресле напротив. — Сегодня, если вы готовы, мы можем продолжить наш разговор.
— Да, можно, — хмыкнула Алиса, оторвала взгляд от стены и посмотрела в окно на светло-серое небо, сквозь полотно которого выглядывало послеполуденное солнце. — Мы с мамой практически не общаемся. Я бы даже сказала, вообще не поддерживаем связь.
— Как вы думаете, почему так получилось?
— Потому что я ей не нужна, — легко ответила девушка. — Она никогда не скрывала своего отношения ко мне. Я — ошибка её молодости. Она всегда открыто об этом говорила.
— Вы ранний ребёнок?
— Да, и единственный. На самом деле я совершенно не понимаю её, — в голосе Алисы послышались нотки возмущения. — Зачем эта женщина вообще решила завести ребёнка? Она ведь никогда не была не то, чтобы образцовой матерью… Она вообще ею не была!
— Если вы не считали её матерью, тогда как вы её воспринимали?
Девушка громко выдохнула через нос и кинула быстрый взгляд на мужчину в кресле. Чётко очерченные скулы и мягкие, падающие на виски тёмные локоны привлекли её внимание, и на несколько мгновений Алиса залюбовалась красотой его лица. «Этот человек хочет помочь, он не желает мне зла», — каждое слово, рождённое в данной мысли, громко отпечатывалось в сознании девушки. Отведя взгляд, она уставилась на свои искусанные, сухие пальцы, сжала их и смущенно мотнула головой.
— Никак, — наконец ответила Алиса. — Просто как женщину, с которой мы жили под одной крышей.
— Но разве она никогда не интересовалась вашей жизнью?
— Когда это нужно было мне — нет, — ответила она, и в этот момент уголок её рта невольно дёрнулся. — Но, когда она хотела, а происходило это редко и всегда невовремя — пожалуйста.
— Можете привести пример?
— Ну, например, она всегда считала моё занятие живописью чем-то неприбыльным и ущербным, — голос Алисы задрожал. — Да, именно так она говорила. Эта женщина никогда в меня не верила. На мои желания ей было плевать. На самом деле, — поспешила вставить девушка, — этой женщине плевать совершенно на всех и на всё, кроме неё самой. Поэтому она выбрала мне специальность, не считаясь с моим мнением. Важнее всего ей было избавиться от меня и забыть, как страшный сон.
— Если бы ей было действительно плевать на вашу судьбу, Алиса, разве ваша мама вмешивалась бы в ваш выбор будущей профессии? — спокойно произнёс мужчина.
— Всё не так, — она отрицательно мотнула головой, — профессия была выбрана не с расчётом на мое «светлое будущее», — девушка изобразила пальцами кавычки. — Ей хотелось избавиться от меня. Поэтому она постоянно упоминала, какая сейчас престижная и востребованная профессия иб-шника.
— Но вы не предприняли попытки сменить факультет или университет? — уточнил Николай Александрович.
— Я изучала этот вопрос. Мне придётся пройти все круги ада, чтобы перевестись, закрыть долги по учёбе без гарантии, что новый профиль мне понравится больше старого. Нет, я лучше доучусь здесь, заберу свой диплом и продолжу рисовать.
— Хорошо, как скажите, — мужчина что-то записал на листе, прикрепленном к планшету зажимом. — Давайте вернёмся к вашей семье. Как бы вы описали отношения с отцом?
Алиса вновь бросила быстрый взгляд на мужчину. Он ещё так мало знает. В этот момент она осознала, что им предстоит долгая и сложная психотерапевтическая работа.
— Их вообще не было. Как и отца. Мать, конечно, пыталась завести отношения, но, как только мужчины понимали с кем имеют дело, сразу убегали. Только пятки сверкали, — девушка усмехнулась. — После чего я слышала её ядовитые комментарии о том, что все мужики трусы и подонки. Хотя, если честно, она заслужила это. Никакой адекватный мужчина не захочет быть с такой женщиной.
— Вы искали встречи с вашим биологическим отцом?
— Да. Хотя порой меня посещает мысль, что моего отца вообще не существовало, — призналась Алиса. — Я не смогла найти никакой информации о нём. Ни одной фотографии, ни одного упоминания в разговорах с матерью… Совершенно ничего.
— Был ли в вашей жизни человек, которому вы могли бы довериться и всё рассказать?
— Нет, — Алиса кинула на него быстрый взгляд, подумав про себя, что не осмелится назвать его имя. Ведь именно Николай Александрович и был тем, кому она сейчас раскрывалась больше, чем когда-либо себе. И эти откровения помогали ей взглянуть на свою жизнь со стороны. — Я всегда была одинока.
— Если вы научитесь говорить вслух о своих чувствах, анализировать и понимать их станет значительно легче. Я хочу сказать, — мужчина посмотрел на Алису, — иногда нам всем нужны уши, которые нас выслушают. Но важнее быть честным самим с собой и определять эмоции правильно. Что вы сейчас чувствуете?
— Именно сейчас… — девушка помолчала, прислушиваясь к себе. — Я чувствую себя отстранённой. Словно говорю не о себе, а о чьей-то жизни.
Николай Александрович что-то записал, и Алиса приподняла голову, пытаясь заглянуть, что он пишет. Заметив её попытку, он обезоруживающе улыбнулся и предложил вернуться к вопросам.
— Вы можете вспомнить, что более старшие родственники говорили о вашем отце? Как бабушки и дедушки отзывались о нем?
— У меня их тоже не было, — ответила девушка, коснулась холодными пальцами лица и невольно вздрогнула. — Не представляете, как мне было обидно слышать от одноклассников о том, какие у них заботливые бабушки и весёлые дедушки. Мне тоже хотелось иметь рядом кого-то подобного. Но со мной была только холодная женщина, зацикленная на себе. И то не всегда.
— Но ведь у вашей матери наверняка есть родители?
— Наверняка, — ответила Алиса. — Но они или уже умерли, как мне кажется. Или, если они живы, то
— Помните ли вы случаи, когда оставались одни в детском возрасте?
— Это практически вся моя жизнь, — Алиса сжала кулаки, пытаясь согреть онемевшие от холода пальцы. — И в детстве, и в подростковом возрасте. Она чаще всего была на работе или на свиданиях с мужчинами, которые потом становились «подонками» и «ублюдками». Многие из них даже до нашей квартиры не доходили. А те, что попадали к ней в комнату, ко мне не проявляли ни капли внимания. По крайней мере, я не помню такого. Хотя я какое-то время пыталась наладить с ней общение.
— Как вы это делали?
— По-разному… Но в лучшем случае она игнорировала мои достижения или их обесценивала. А в худшем, — девушка поджала губы, — когда я хотела добиться её внимания другим способом, она кидала в меня всё, что под руку попадётся. А если я была рядом, мне прилетало по голове.
— Это ужасно. Сейчас, когда вы старше, можете ли вы сказать, что чувствовали тогда?
— Я чувствовала себя брошенной и никому не нужной. Сейчас тоже ничего не изменилось, — сказала Алиса и задумалась. — С купленными игрушками хотя бы поначалу играют, пока они не наскучат. Я словно уже была бракованным экземпляром, который никому не понравился и его сразу выбросили. Сейчас, смотря на себя тогда, — голос Алисы сорвался, — я вижу замкнутую, недоверчивую девочку, искалеченную единственным родным человеком — собственной матерью.
К горлу подступил ком. Слёзы собрались в уголках глаз и, прежде чем они успели покатиться по щекам, Алиса прижала костяшки к векам. Через несколько секунд, отняв пальцы от лица, она увидела упаковку салфеток, которую Николай Александрович осторожно ей протягивал.
— Простите, — шмыгнула носом девушка, утирая лицо от слёз.
— Вы не должны извиняться за ваши чувства, Алиса.
Теплота в приятном голосе мужчины успокаивала, а аромат его одеколона с выраженными нотками пачули коснулся носа девушки, когда он наклонился вперёд.
— В них нет ничего постыдного или неправильного. Напротив, мы здесь для того, чтобы не скрывать свои чувства и мысли, ведь только так можно понять и принять их. Я порекомендую вам начать вести дневник автоматических мыслей, чтобы научиться выражать их.
— Спасибо, — смущённо ответила Алиса, ловя взгляд мужчины.
Мягкая улыбка украсила его и без того красивое лицо. В серых глазах под густыми бровями девушка разглядела что-то необъяснимое, заставившее её сердце пропустить удар. Начавшие зарождаться в ней чувства было уже не остановить.
Девушка нехотя открыла глаза, выныривая из воспоминаний в реальность. Взгляд зацепился за коробочку с новым лекарством, выписанным психотерапевтом. Она открыла баночку с этикеткой, положила капсулу в рот и запила несколькими глотками воды. Её радовало, что лекарство уже начало действовать и ей действительно стало значительно лучше после их последней встречи.
Алиса поднялась из-за стола и достала из комода дневник, который она вела на первых курсах университета. Николай Александрович всегда поощрял её привычку записывать свои чувства и мысли, хорошие и плохие, чтобы было легче анализировать и искать первопричину, которая вызвала те или иные эмоции и поспешные выводы. Когда он предложил ей делать это чаще, не только в моменты стресса или других эмоциональных порывов, она была не против. Ведь её способ самовыражения был в том, чтобы перенести на бумагу те образы, что возникали в сознании, с максимальной точностью как визуально, так и эмоционально. Сначала Алиса записывала все мысли в дневнике, а анализировала их, переписывая в электронный вид. Это помогало абстрагироваться и взглянуть на текст со стороны, распознать в предложениях свои эмоции и поведение.
Она открыла дневник на случайной странице и пробежалась взглядом по строчкам:
Веки задрожали, когда Алиса задержала взгляд на последнем предложении. Перед мысленным взором вырисовался тонкий женский силуэт с коротким тёмным каре, поджатыми губами и подведёнными чёрным карандашом глазами. Даже мысленный образ матери смотрел отрешённо и безразлично.
Алиса никогда в осознанном возрасте не называла эту женщину «мамой». Это слово было чересчур нежным и наполненным любовью, а подобных чувств она к ней не испытывала. Но, несмотря на это, полностью игнорировать существование родившей её женщины, была не способна. И потому в тот момент Алиса испытала острое желание с ней поговорить. Слепая и глупая надежда пробилась тонким лучиком света сквозь тучи недоверия и обиды.
Она несколько раз начинала и удаляла сообщение, не зная, как выразить свои чувства и что именно хотела сказать матери. Наконец, решив не вдаваться в детали, девушка отправила всего несколько предложений: «Я боюсь. И не понимаю, что со мной происходит. Мне снятся странные сны, в которых умирают люди. Я боюсь, что могу быть причиной их смерти. Мне очень страшно».
К большому удивлению Алисы, ответ не заставил себя долго ждать. Примерно через пять минут мать прочла сообщение, полученное от дочери. Сердцебиение участилось, когда она на секунду допустила, что женщина позвонит ей. Но вместо этого на экране высветилось одно сухое предложение: «Ты сумасшедшая, но не убийца».
Боль иглой вонзилась в сердце, на мгновение позволившее себе надежду на лучшее, на то, что женщина, которую Алиса должна называть мамой, попытается понять и поддержать единственную дочь. Обжигающая злость распространилась по телу и в голове зазвенела мысль, подтверждающая правильность принятого ею ранее решения: «Вот поэтому я и не общаюсь с ней».