О чем молчит ласточка

Но сердиться на Юру, даже в шутку, было невозможно. В итоге Володя сам нарезал бутерброды. Но всё же не удержался и сунул в каждый по несколько колечек огурца — пусть хотя бы пахнут здоровой едой.

Утро растянулось почти до обеда. Володя допивал вторую чашку кофе, сидя на диване. Юра не спешил уходить в кабинет заниматься, полулежал рядом, положив голову на Володино плечо. Тихо бубнил телевизор — Юра нашёл несколько дисков со старыми советскими фильмами, включил «Иван Васильевич меняет профессию». За окном кружился снег — почти новогодняя сказка, не хватало только ёлки и гирлянд.

— Кстати, — вспомнив об огоньках, сказал Володя, — я заметил, что соседние дома украшены по-праздничному, а ты не украшаешь?

Юра пожал плечами, так и не поднимая головы.

— Нет, уже давно ничего не украшаю. Это всё традиции католического Рождества. Правда, — Юра хохотнул, — иногда перед соседями неловко. Здесь принято украшать в адвент всё, что только возможно, а мой дом — тёмное пятно нашей улицы.

— А что такое «адвент»? — переспросил Володя.

— Время подготовки к Рождеству. Весь декабрь, в общем. Кажется, исторически это время поста. — Юра почесал затылок. — В общем, как ты понял, я и Рождество — вещи несовместимые.

Володя нахмурился.

— Но почему?

— Во-первых, я же не католик. А во-вторых, это семейный праздник. Получается, ко мне это не относится.

Пусть прозвучало равнодушно, но Володя уловил грусть в его словах и смутился.

— Я даже и не подумал. Прости.

— Да брось извиняться, что тут такого. Раньше, когда жил с Йонасом, наряжали и дом, и ёлку, а сейчас, честно говоря, просто лень. И ничего грустного в этом нет. Неужели ты каждый Новый год с украшениями возишься?

— У меня в саду растёт ёлка, на неё вешаю гирлянду — и всё. Но, вообще-то, я всегда или с родителями, или с друзьями отмечал, так что заниматься украшательством смысла не было.

— Ну вот. Ради одного Рождества я ленюсь, а на Новый год обычно тоже к друзьям ухожу. И в этом году звали, но я отказался… — Он немного повертелся, устраиваясь поудобнее, зевнул.

Такими темпами немудрено было и уснуть: Юра под боком, слишком уютно и хорошо.

— И почему отказался? — негромко спросил Володя.

— Я уже знал, что ты приедешь. Хотел отметить с тобой.

— Итак, в этот раз ты дома и не один, а значит... — протянул Володя и покосился на сонного Юру. — Отставить сонливость! — скомандовал он и потрепал Юру по волосам. — Ну-ка вставай!

Юра возмущённо замычал:

— Зачем? Я так хорошо лежу…

— В следующем году отоспишься!

Растрёпанный и недовольный, Юра медленно, будто отклеиваясь от его плеча, сел и хмуро уставился на Володю:

— Ну что?

— Будем наряжать дом! Доставай всё, что у тебя есть: мишуру, дождик... что там ещё?

Юра задумался и неуверенно пробормотал:

— Но у меня нет украшений.

— Как это нет? Ты же говорил, что наряжал дом с Йонасом.

Юра смущённо улыбнулся и протянул:

— Ну, понимаешь… Когда мы расстались, я психанул и выкинул все его вещи.

— Ясно, — хмыкнул Володя.

— Хотя, — вспомнил Юра, — у меня где-то была гирлянда, но вроде она перегорела… А может, и нет…

— Ёлки нет, гирлянды нет… — Володя вздохнул. — Хоть снежинки из бумаги вырезай.

— Ёлка! — вдруг воскликнул Юра и даже как-то оживился.

— Что, ёлка? — не понял Володя. — Я думал, что тридцать первого купить ёлку у вас невозможно.

— Купить-то да… — Юра вскочил с дивана и устремился в коридор, странно улыбаясь и что-то бормоча себе под нос.

Когда Володя вышел следом, тот уже открыл невысокую дверцу под лестницей — за ней скрывалась небольшая кладовка. Стоило лишь мельком взглянуть на неё, чтобы понять — на поиск чего-то нужного в ней уйдёт как минимум вечность.

— Володь, притащи табурет с кухни! — скомандовал Юра. Согнувшись, он переступил порог кладовки и, оказавшись внутри, выпрямился.

Следующие пятнадцать минут он матерился на русском, потом ругался на немецком, потом чихал от пыли. Что-то гремело и падало, на пол валились отвёртки, какие-то коробки, пустые фоторамки, скотч, книги, кассеты... пылесос.

Ещё через десять минут наконец раздалось победное «Нашёл!», и Юра чуть не грохнулся с пошатнувшегося табурета. Володя успел придержать его за бёдра, а потом забрал у него большую увесистую картонную коробку. В ней что-то шуршало и позвякивало, а на боку аккуратным почерком обычной синей ручкой было выведено: «Новый год».

— Значит, украшения у тебя всё-таки есть? — уточнил Володя.

Юра как-то странно ухмыльнулся:

— Сейчас увидишь. Будет уродливо, но прикольно.

Они отнесли коробку в гостиную. Юра открыл её, и первым, что вытащил оттуда, было нечто зелёное, пластмассовое и смутно знакомое. Что этим «нечто» оказалась старая искусственная ёлка, Володя понял только тогда, когда Юра достал нижний ярус — колесо со спицами-ветками.

— Боже мой, какой раритет! — воскликнул Володя.

Юра засмеялся.

— В детстве я просто ненавидел эту ёлку, серьёзно! Она такая кривенькая, лысенькая и страшненькая.

— У нас тоже такая была. — Володя улыбнулся. — По-моему, она у всех в Совке была. Но, блин, откуда она у тебя?