Он взял в руки деревянную крестообразную подставку, засунул в неё палку, присоединил к ней ещё одну, поставил на пол. Затем опустился на колени и стал нанизывать ярусы. Юра сел напротив, принялся помогать.
— Оттуда и есть! — ответил он. — От родителей осталась.
— Слушай, всё равно не пойму. Неужели вы везли её из Харькова, когда переезжали сюда?
Володе было сложно представить, что при переезде в другую страну люди стали бы брать с собой вообще всё, даже ёлку.
— Не знаю, что тебя удивляет, — весело ответил Юра. — Вообще-то, моя мама хоть и наполовину, но всё же была еврейкой.
Володя посмотрел на него и закатил глаза.
— Что? — рассмеялся Юра.
Он закончил с последним ярусом ёлки, отошёл на пару шагов, склонил голову, разглядывая, что у них получилось.
Зрелище было и правда уродливое: скособоченная коричневая деревянная палка, а на ней плоские блины пластмассовых колючих веток.
Но ностальгию вызывало.
— Как сейчас помню, — сказал Юра, — как мать ругалась с отцом из-за этой ёлки. Ну нереально ведь троим людям утащить всё нажитое за жизнь. Отец говорил, чтобы бросила чёртову ёлку, мол, наследие тем, кто въедет в квартиру после нас. И, вообще-то, она сперва согласилась, отдала коробку — не новым жильцам, а подруге. Мы думали, надо же, подарила! Ага. Договорилась с подругой, чтобы та выслала коробку почтой.
— Слушай, ну, вообще-то, бережливость — очень хорошая черта характера, — заметил Володя.
Юра рассмеялся.
— Не спорю. Жаль, что этим я в маму не пошёл.
Володя принялся смотреть, что ещё хранилось в коробке. Выудил гирлянду, аккуратно намотанную на свёрнутую газету.
— Ого! Юра, да это же настоящее сокровище!
У Володи была такая же в детстве. Белые свечки на зелёных подложках крепились на ветки прищепками, чтобы не висеть, а стоять как настоящие свечи. Но самым очаровательным в них были лампочки — оранжевые, как живой огонь, в темноте они мерцали тёплым светом. Не то что современные четырёхцветные гирлянды, которые ужасно раздражали Володю, когда он забывал их выключить ночью.
— Да, это тоже раритет. Ты смотри, там ещё куча советских игрушек лежит!
Володя снова заглянул в коробку. Под слоем газет обнаружились аккуратно сложенные игрушки — каждая завёрнута в бумагу. Юра присоединился к Володе, стал разворачивать их, извлекая на свет шарики, сосульки, грибочки, шишки, миниатюрных снеговиков и прочее-прочее…
— О, вот так наследие Хрущёва! — воскликнул Володя спустя несколько минут, достав из коробки стеклянную кукурузу. — Как будто в детство вернулся, ну серьёзно!
— А ты вообще знаешь, что наряжать ёлку — это обряд, который к нам пришёл то ли от древних кельтов, то ли от викингов? — спросил Юра, забирая из его рук кукурузу и вешая её на пластмассовую ветку.
Володя поднял на него заинтересованный взгляд.
— Я думал, это что-то языческое.
Юра пожал плечами.
— Ну, может быть, я точно не помню. Но забавляет сам факт, что это сейчас мы ёлку украшаем кукурузой, а раньше её украшали всякими внутренностями животных… И, наверное, людей.
— Мда… — задумчиво протянул Володя. — Хорошо, что мы живём не во времена кельтов.
— К слову о символизме! — Юра вынул из газеты небольшую стеклянную красную звезду. — Ты посмотри!
Володя вздохнул:
— Вот сразу в голове гимн СССР заиграл.
— Да уж. Во всём мире звезда на ели всегда означала Вифлеемскую звезду, и только в Советском Союзе она означала коммунизм! — И Юра, кривляясь, поставил звезду себе на голову.
Володя засмеялся.
— Тебе идёт красный.
Повисло секундное молчание. Володя посмотрел Юре в глаза — тот улыбался.
— Ты тоже подумал о галстуке?
— Ага.
— До сих пор, кстати, не умею их завязывать.
В итоге ёлка осталась без звезды — она оказалась слишком тяжёлой и падала с верхушки. Но чего добру пропадать — Юра поставил её на телевизор. С гирляндой они сглупили — нужно было сперва обмотать ею ёлку, а уже потом вешать игрушки. И теперь Володя четверть часа мучился, чтобы аккуратно пропустить провода между ветками, ничего не зацепив и не обрушив саму ёлку на пол с низкого кофейного столика. В итоге один серебристый шар всё же сорвался и упал на пол.
— Блин! — воскликнул Володя, обеспокоенно глядя на россыпь осколков под ногами.
Он принялся собирать их, но Юра тут же приказал:
— Не трогай, сейчас принесу веник!
Володя поднял на него взгляд, виновато сказал:
— Ага, и ещё пластырь принеси, — и показал палец с тонким, сочащимся кровью порезом.
Юра закатил глаза и ушёл в спальню. Через пару минут вернулся с целой аптечкой.
— Давай сюда, — приказал, доставая ватный диск и перекись водорода.
— Юр, да тут царапина, просто пластырем заклеить…
— Ага, конечно. Знаешь, я когда-то вот так же точно порезался игрушкой, кровь почти не шла. Но через пару дней у меня загноилась вся фаланга пальца, а ещё через неделю слез ноготь. Так что давай сюда.
Обойдя осколки на полу, Володя сел в кресло и послушно протянул Юре руку. И, в принципе, он был бы согласен разбить ещё штук десять игрушек и ещё столько же раз порезаться, если бы Юра вот так заботливо протирал и заклеивал ему раны.