О чем молчит ласточка

Часы показывали полдесятого, пора было заканчивать, но расставаться так не хотелось. Хотелось слушать его приятный голос с забавным акцентом, любоваться, как он кутается в огромную тёплую кофту и чертовски мило ёжится от холода.

— Купи обогреватель! — велел Володя, когда Юра в очередной раз нахохлился.

— Куплю, — печально протянул тот. — Я не был готов к резкому похолоданию. На улице дубак, всё мёрзнет, я мёрзну, а согреть некому…

Володя вздёрнул бровь. Выпитый алкоголь сказал за него быстрее, чем он успел подумать:

— Мне кажется, или ты кокетничаешь?

— Я? Да никогда! — воскликнул Юра и улыбнулся во все тридцать два зуба.

— Ну потерпи, я приеду и... сварю тебе вкусный горячий суп. — А про себя Володя подумал: «Мда, Брагинский знает толк в коньяке».

— Жду не дождусь, — заверил Юра. Казалось, улыбнуться шире, чем в тридцать два зуба, невозможно, но он смог.

Они замолчали, но в этом молчании не было напряжения. Володя совсем расслабился — усталость, накопившаяся за день, вкупе с алкоголем сделали своё дело. Он смотрел на чуть подвисающее изображение Юры в мониторе, а тот насвистывал смутно знакомую мелодию, но Володя никак не мог вспомнить какую.

— Что это? — всё-таки спросил он.

— Да из «Юноны и Авось», — отмахнулся Юра и протянул: — «Ты меня на рассвете разбудишь…»

Сердце кольнуло ностальгией, но эта грусть была лёгкой и светлой.

— Мне сегодня написала Маша. Про этот мюзикл спрашивала, — объяснил Юра, широко зевнув.

— Долго же она собиралась, я дал ей твои контакты ещё в сентябре. — Володя тоже зевнул, будто заразившись от Юры.

— Ясно, — хохотнул тот, — давай-ка ты собирайся домой. Тебе ещё ехать, да и мне пора на боковую.

— Нет, подожди. Расскажи, что там Маша пишет.

— Да ничего особенного. — Юра качнул головой. И в ответ на подозрительный взгляд Володи добавил: — Честное пионерское, мы ещё толком и пообщаться не успели. — Он нежно улыбнулся: — Ладно, всё. Жаль с тобой прощаться, но нам обоим пора спать. Мне завтра надо встать пораньше.

— Сладких снов, — сказал Володя, в душе не желая заканчивать этот разговор. Но времени и правда было уже много, голодная Герда ждала его дома, нужно было торопиться.

Едва такси подъехало к дому, как он получил сообщение от Юры:

«Прикинь, я до сих пор не сплю».

Володя оторвал от себя счастливую Герду и, насыпая ей в миску корма, с трудом написал:

«Почему?»

«Да это чёртова “Юнона и Авось” пристала! Теперь вот вспоминаю наш последний костёр и… жутко мёрзну! Я лежу под двумя одеялами и мёрзну! Придётся третье купить».

«Оденься потеплее. Так и заболеть недолго».

«Не могу. Я привык спать голым, в одежде не усну».

— Кх, — кашлянул Володя. Напряжённо вздохнул.

«Юр, в такие подробности ты меня, пожалуйста, не посвящай».

«Не понял», — Юра прислал обиженный смайл. Из всех смайликов Володя больше всех ненавидел именно его.

«Не обижайся! Просто у меня фантазия бурная, а сейчас я ещё и под мухой».

«Хочешь сказать, так сразу меня и представил? — написал Юра и выслал вдогонку хохочущий смайл. — А хочешь, я прямо сейчас себя сфотографирую и фотку вышлю?!»

Чистя зубы, Володя кое-как натыкал левой рукой:

«Ничего тебя понесло — от грустных воспоминаний к эксгибиционизму!»

«Там было не только грустное, вообще-то. Только не говори, что никогда об этом не вспоминал».

«Вспоминал конечно».

«Ты знаешь, Володь, это был один из самых чувственных моментов моей юности».

— Юра, блин! — буркнул Володя, ложась в кровать. То же самое продублировал в сообщении:

«Блин, Юра!»

«Да что не так-то?!»

«Я не люблю вспоминать об этом, потому что, во-первых, мне было больно тогда. И, во-вторых, мне, блин, больно сейчас, но уже в другом смысле».

«В каком?»

— Да он что, издевается? — спросил Володя вслух. Герда, будто бы отвечая ему, что-то проскулила.

Володя написал:

«Ты сам запретил мне видеться с Игорем, а теперь провоцируешь! Ещё и про всякие тюнинги напомнил. Это неприятно».

«Так вот оно что… Прости, больше не буду».

«Вот и правильно».

«Прими файл».

«Не приму».

«Прими, я сказал!»

Володя вздохнул — ведь не вышлет же Юра всерьёз фотографию в стиле ню? Скачал файл, открыл. Со снимка на него смотрел сонный, растрёпанный Юра. Он лежал на тёмно-синей подушке с натянутым по самый подбородок одеялом.

«Ну и как я тебе? Сексуальный?» — И хохочущий смайл.

— Вообще-то, да, — вслух пробубнил Володя.

«Ты очень милый. Но шутки у тебя всё равно хреновые!»

«Какие уж есть...» — ответил Юра.

Володя сел в кровати, набрал: «Если продолжишь в том же духе, я приеду к тебе не дружить…» — и удалил сообщение. Снова набрал текст: «Зачем ты кокетничаешь со мной? Хочешь, чтобы я приехал к тебе как друг или как…» — и снова удалил. Отправил нейтральное «Спи уже, провокатор».

Шутки шутками, а Юра добился своего — заставил Володю вспомнить тот разговор в лодке, когда он рассказал про свои еврейские корни и обрезание. Как сильно тогда взбудоражила Володю эта тема! И, к его стыду, увлекла и сейчас.