— Выглядишь совсем уныло, — прокомментировал тот, отъезжая от метро и паркуясь у ветхого многоэтажного здания. — Этот препарат значительно сильнее, принимай по половине таблетки. Целую — только в крайнем случае. Те, которые я раньше выписал, вообще не помогают?
— Очень слабо. К тому же кошмары снятся, выспаться вообще не могу.
— Какие кошмары? Как раньше?
— Да вроде того, только…
Игорь перебил его:
— Это из-за отца? Прости, из-за его смерти? — И, не дождавшись ответа, продолжил: — Это прозвучит цинично, но скоро тебе действительно станет легче, потому что из твоей жизни навсегда ушел главный раздражитель.
— Отец? — нахмурился Володя. Ему стало некомфортно.
— Да, — невозмутимо ответил Игорь. — Помнишь, каким ты был, когда мы только познакомились? — Он указал на Володины руки. — И как быстро тебе полегчало, когда ты переехал от источников проблемы — от родителей?
Даже в начале их отношений Игорь раскладывал все по полочкам и, казалось, знал про него больше, чем сам Володя. Копаясь в его голове, кроме прочего, Игорь нашел причину, из-за которой дома Володя не чувствовал себя в безопасности. Вот только сейчас все это было совершенно ни при чем. Володя прекрасно понимал, что смерть отца — это лишь спусковой крючок всей той эмоциональной нестабильности, в которую он погружался. А самая главная причина — его внезапно воскресшие воспоминания, что, казалось, должны были уже давно потускнеть. Но про них Игорю рассказывать не хотелось. Слушать еще один психологический ликбез на тему причин и следствий, почему у Володи едет крыша? Пожалуй, он обойдется без этого.
Володя и сам понимал, что крыша у него уже давно не на месте.
Отрешенно глядя в окно, он зацепился взглядом за огромную пыльную вывеску с названием «Старт» и спросил, будто Игорь и не ждал от него никакого продолжения разговора об отце:
— Ты спешишь?
— Не сильно. — Тот взглянул на наручные часы. — Мне в семь нужно забрать Соню…
— Может, мы тогда… — Володя кивнул на двери под вывеской.
Игорь удивленно изогнул бровь.
— Серьезно — сюда?
— А какая разница?
— Мне — никакой, это ты у нас помешан на чистоте. Хотя… Учитывая твое состояние, вижу, что тебе все равно.
— Зато тут точно есть свободные номера.
Игорь нахмурился.
— А ты вообще хоть на что-то способен?
Володя лишь пожал плечами, а про себя подумал, что, если внезапно уснет в процессе, такой результат его тоже вполне устроит.
Неприветливая грузная женщина за стойкой администрации, даже не поздоровавшись, сразу выдала:
— Номера только двухместные!
— Хорошо, подходит, — просто сказал Володя, проигнорировав хамский тон, и спокойно положил на стойку паспорт. — Любой.
Пока она записывала данные в старый пожелтевший журнал — ни о каком компьютере и речи не шло, — Володя лениво обвел взглядом холл. В другой раз его, может, и удивила бы обветшалость и неопрятность обстановки, но сейчас он едва ли был способен на удивление. Гостиница будто застыла во временах СССР: давно не видела ремонта, лишь разрушалась с годами. Тяжелые волнистые шторы, пыльные ковры, искусственные пальмы в пластиковых горшках — всей этой бутафорией пытались скрыть тот факт, что раньше здесь было обычное то ли семейное, то ли студенческое общежитие. Тут даже пахло совком: из буфета в холл выносило аромат пережаренного кофе и эклеров.
Лифт и вовсе оказался едва ли не археологической находкой — дребезжащий и гремящий, он так хлопнул створками, что Володя вздрогнул. Этому лифту не хватало лишь матерных надписей на стенах и выжженных кнопок.
Когда Володя открыл двери номера, Игорь угрюмо хмыкнул, оглядев потемневшую деревянную мебель в трещинах лака.
— Какой-то клоповник. Вов, куда ты меня притащил?
— Ты можешь уйти, — не подумав, бросил Володя. Прозвучало, наверное, обидно. За спиной раздался тяжелый вздох.
Скинув пиджак, Володя уныло оглядел комнату. Ее ровно пополам делил вытертый ковер — красный с зелеными полосами. Пара старых тумб — кажется, действительно еще общажных. У стен друг напротив друга — две одноместные кровати, а на них — подушки, торчащие у изголовья треугольниками.
— Если я принесу домой Лидке блох, она меня убьет.
Володя пожал плечами.
— Блохи на людях не живут.
Он уселся на кровать, уперся затылком в стену. Лениво оглядел Игоря. Красивый вообще-то. За прошедшие восемь лет его внешность стала привычной, но Володя помнил, как когда-то приходил в восторг от мысли, что этот мужчина принадлежит ему. Не полностью, да: была еще жена и, наверное, другие любовники. Но в моменты близости Игорь вел себя так, словно Володя у него единственный.
— Рассматриваешь, будто впервые видишь, — подойдя ближе, хмыкнул Игорь. Склонился над ним, протянул руку, ослабил узел его галстука, расстегнул верхнюю пуговицу рубашки, задел прохладными пальцами шею. Володя дернулся — не от пальцев, а от внезапного образа, что ворвался в голову.