О чем он молчит

Отцу Дениса на Катю было наплевать. Он просто не обращал на нее внимания. А вот с матерью все было хуже. Она, наконец, нашла, кого винить в том, что Денис отдалился. Сколько упреков в адрес Кати он выслушал, сколько абсурдных обвинений, надуманных претензий опровергнул: чем серьезнее становились его отношения с Катей, тем яростнее звучало возмущение матери. В Кате она не видела Катю — лишь оправдание своим неудачам в общении с сыном.

Денису, привыкшему, что особой близости с родителями, у него никогда не было, оказалось не так уж и сложно игнорировать существующий под носом разлад. Никаких сахарных мечтаний о благословенном единении отцов и детей он не имел. Сам он родителям Кати нравился, к мнению своих прислушивался избирательно, поэтому не видел ни одной угрозы их с Катей отношениям.

Она же переживала. О том, что так не должно быть в семье. О том, что Денис из-за нее реже навещает родные края. И даже о том, как отпускать к таким бабушке и дедушке своих еще нерожденных детей.

Залпом Денис выпил почти полный бокал с виски. Кто бы мог подумать, что все переживания окажутся напрасными?

Он предал Катю, и она ушла. В ответ родители предали его. Своей нескрываемой радостью о том, что свадьбы не будет.

Он подыхал без Кати, но вместо слов сочувствия слышал, как мать пренебрежительно роняет: «Да какая там могла быть любовь в двадцать лет. Ты просто привык к этой своей Кате. Что вообще из вас была за пара?»

Его выкручивало наружу от боли, а родители улыбались и говорили, что наконец-то все наладится и он возьмется за ум.

Он не мог им этой радости простить. До сих пор не мог.

И себя простить не мог. За то, что редко звонил. За то, что почти не приезжал. За то, что не уследил. Не заметил, насколько родители беспечны.

За то, что не успел хоть что-нибудь о них настоящих узнать. За то, что ни разу не поговорил с ними по душам.

За то, что ни разу не сказал, что любит. Несмотря ни на что, любит.

За то, что знал: не смог сказать бы все равно.

Глава 16

После похорон возвращение к обычной жизни давалось Денису с трудом. Лена, прекрасная, чудесная Лена, всегда была рядом, искренне переживая, пытаясь поддержать и помочь, но ее слова, прикосновения и даже молчаливое присутствие вдруг стали Денису в тягость. Он искал и не находил сил принять сочувствие собственной жены. Он хотел остаться один: на большее его попросту не хватало.

Медленно, день за днем он прозревал. Будто стягивал по миллиметру утешительную пелену иллюзий с собственных глаз, признавая наконец, что вся его жизнь последних лет оказалась обманкой, едва ли стоившей внимания и продолжения.

Он подвел Лену, сам того не зная.

Он подвел родителей. Он подвел Катю. Он подвел себя.

В те ужасные, отчаянные дни и недели, когда он перестал видеть смысл в собственном существовании, дальше игнорировать собственную тоску по Кате уже не выходило. Он бесконечно по ней скучал. По ее объятиям и поцелуям. По теплому, всезнающему прищуру серо-голубых глаз, пробирающихся ему прямо в душу. По тонким губам с родинкой в уголке.

Одно только воспоминание о Кате, один разговор в уединении мыслей, где она всегда находила верные и важные слова, унимали боль, восполняя силы: пока он не возвращался в реальность, в которой настоящая Катя и звука не проронит в его присутствии.

Усталость и безысходность тянули Дениса на дно. Ему не к кому было прийти со своим отчаянием. Он даже не был уверен, что хотел бы разделить его с кем-либо, помимо Кати. Он никому и никогда не доверял так, как ей. Никто и никогда не знал его так, как она. Ни разу в жизни он больше не чувствовал подобной связи взаимопонимания, которой совершенно не нужны слова.

Если бы только у него была надежда, если бы только он получил хоть один единственный шанс обнять Катю снова и уткнуться лицом ей в макушку, выдыхая сковавшую внутренности боль и вдыхая самый родной запах на свете, он был бы счастлив.

Не зная, как справиться с рухнувшим на его плечи грузом осознания очередной собственной ошибки, Денис вгрызся работу. Чем больше часов он посвящал делу, тем легче мог прожить следующий день. Каждый достигнутый успех в защите пострадавших от произвола сильных мира сего придавал жизни Дениса цель, исцелял его существование от бессмысленности. Он не рассчитывал на большее, отлично зная, что ничего не может изменить. Однажды он сам уничтожил будущее, о котором мечтал.

Он все еще старался быть Лене хорошим мужем, однако, казалось, что он разом утратил всякую способность быть кому-то близким. Несчастные крохи тепла и нежности, желания и привязанности — вот и все, что ему удавалось отыскать в глубине себя. Ничего из того, что еще совсем недавно он мог дать Лене, пока обман имел над ним власть.

Когда они познакомились, Денис впервые за полгода сжирающего его изнутри пламени лихорадочной безнадеги увидел шанс. Шанс на новую жизнь. Шанс на забвение и избавление от жаром проносящейся по венам агонии.