О чем он молчит

Позднее, когда все вновь очутились в холле, Денис пару раз непроизвольно оглядывался назад и замечал, как резко Катя отворачивается в противоположную сторону. Она смотрела на него. Смотрела.

В ресторане она поначалу таилась, и ее короткие несмелые взоры долетали до него лишь искрами из-под ресниц. Однако Катя все чаще и чаще бросала взгляды в его сторону: неясные, словно бы изучающие что-то и в ней самой, и в нем. Задумчиво-смиряющиеся. Тоскливые. Денис не мог их выдержать. Они растравливали в нем что-то. Мутное, запрятанное подальше, самоубийственное.

За его спиной короткой волной в пару секунд на балкон взлетели звуки зала: музыка, разговоры, звон бокалов. Денис обернулся. У закрывающейся двери стояла Катя.

— Денис, — произнесла она тихо вместо приветствия.

— Катя, — он ответил ей тем же. Нарушая все данные себе обещания, пялился на нее, изучая с головы до ног. Залипал практически. Этим вечером она была особенно красивой. Соблазнительной до затмения мыслей в голове.

Раньше бы Денис решил, что весь ее образ создан с расчетом на него: распущенные, дикие кудри золотистых волос, изумрудного цвета шелковое платье, высоченные, пугающе тонкие каблуки, макияж, названия которому он не знал, но который не забыл с прошлых времен, делающий Катины глаза небесно-голубыми, а губы совсем уж порочными, — все как будто усиливало ее и без того всегда сшибающую с ног красоту.

Денис сглотнул и отвел взгляд в сторону. Не хватало еще совсем потерять способность разумно мыслить. Сейчас он очень жалел о каждом выпитом сегодня бокале виске: опьянение вдруг ударило в голову и тело.

Катя тем временем прошла от двери прямо к нему и встала рядом. Слишком близко. Он мог чувствовать аромат ее духов. Ее аромат. Родной и знакомый. Зажигающий кровь в венах.

— Ты не замерз? — Ее вопрос вытащил Дениса из тяжелых и опасных наполовину фантазий, наполовину намерений.

Он машинально покачал головой.

Краем глаза Денис зацепился вдруг за обнаженные руки, вновь заметил довольно открытый вырез на груди, тонкие ключицы, белоснежную кожу, успевшую покрыться мурашками, — те и привели его в сознание.

— Ты сама уже замерзла. Возвращайся в зал, — сказал он тут же, надеясь, что она и правда уйдет, избавит его от этой пытки уединением.

Катя, конечно же, его не послушала.

— Нет-нет, я недолго подышу. Все нормально.

Денис ей не поверил. Пока она еще договаривала, стянул с себя пиджак и протянул ей, накидывать сам не рискнул.

Удивительно, но пиджак Катя взяла без возражений. Надела как положено, застегнула на все пуговицы. В пиджаке она утонула: рукава закрывали ладони и наполовину пальцы, полы, наверное, можно было и еще на раз обернуть вокруг нее. Денис же словно гештальт закрыл, укутав Катю в свою одежду.

Не замерзла она, как же.

В его пиджаке Катя стала еще прекраснее и еще желаннее. Денису пришлось на миг зажмуриться от прокатившейся по телу волны жара.

— Теперь нехолодно? — спросил он, только бы разбить гипнотизирующее молчание.

— Нет, спасибо. — Катя вновь смотрела на него. Пристально и внимательно. Серьезно. — Как ты себя чувствуешь, все хорошо? — Она сделала к нему еще один шаг, хотя, казалось, ближе уже просто некуда. Тем не менее Денис с места не сдвинулся.

— Все хорошо, — повторил он за ней следом. Теперь он тоже скользил взглядом по ее лицу. Если можно ей, то и ему тоже. — Скоро перестану пугать судей своим видом, — пошутил он, якобы огорченный возвращением нормального цвета кожных покровов.

Катя улыбнулась с укоризной. Медленно, наверняка предоставляя Денису возможность ее остановить, подняла к его лицу руку. Ее ладонь осторожно легла на его щеку и замерла. Денис тоже застыл.

По телу, надежному скрытому тканью рубашки и брюк, поползли мурашки — не от холода, конечно. Будь сейчас зима и мороз в тридцать градусов, Денис все равно пылал бы, как печка.

Катина ладонь чуть двинулась, прошлась ласковым касанием по коже лица и немного шеи, и вновь замерла. У Дениса же все внутри переворачивалось. От одного простого тактильного контакта.

Трепет, оглушительная, рвущаяся изнутри тоска.

Подскочивший пульс. Пересохшее горло.

То ли иглами, то ли царапаньем заворочавшаяся во всем его теле жажда.

Денис попытался отстраниться. Он пьян. Катя тоже пьяна: он видел, сколько шампанского она выпила. Видел и сейчас: покрасневшие щеки, расфокусированный взгляд, расширившиеся, утягивающие за собой зрачки.

Катя потянулась за ним. Ее вторая рука легла ему на плечо, первая скользнула в волосы. Денис шумно выдохнул. Едва ли не в ее губы.

— Катя… что ты творишь?

Она растеряно моргнула. Посмотрела ему в глаза, затем — на губы, и так и прошептала:

— Я… сама не знаю…

— Прекращай, — произнес он из последних сил. Одно движение. Всего лишь наклон головы. И случится поцелуй. — Ты пожалеешь завтра.

Катя не изменила их позы, но хотя бы перестала двигаться. Денис не мог сказать, что это сильно ему помогло. Он чувствовал каждый миллиметр ее кожи, соприкасавшийся с его.

— А ты?

— Что я? — переспросил он хрипло, едва ли понимая, о чем они говорят.

— Ты пожалеешь?

— Катя…