О чём молчал Будда

Рабочий день начался минут пятнадцать назад, и пятнадцать минут назад я должен быть в зале. На мне вновь галстук — я знал, что меня вызовут. И ботинки новые. Они под столом, и видеть их Элла Сергеевна не видит. И когда я входил в кабинет, она вряд ли их заметила. Она лишь бросила быстрый взгляд и махнула рукой, приглашая присесть. Элла Сергеевна расчесывала волосы и делала это как-то основательно. Мне даже показалась, что расчесывалась она… для меня. Глупость, конечно. Она расчесывала волосы и вдруг посмотрела. Нет не в зеркало, а на меня. Затем села напротив, задала вопрос, а затем позвонил телефон. Две недели. Много это или мало? Для кого — как. Я еще не понял — на своем ли я месте или это ошибка. Если ошибка, устранять ее следует немедленно — еще одна проблема. Существуют люди, и я в их числе, которые ждут последнего момента, чтобы исправить допущенную ошибку. И в этом есть своя логика. Ошибки порой исправляются самостоятельно, без какого-либо участия с моей стороны. Либо их исправляют другие. Все мы сталкивались с проблемой, которая отказывается решаться. Находится тысяча и одна причина, чтобы отложить решение вопроса. Подобные дни еще называют неудачными. О своем везении я уже говорил — какой ни есть, опыт имеется, отсюда и данный подход.

Сижу я уже пятнадцать минут. Эллу Сергеевну, похоже, мое присутствие не волнует — она продолжает говорить по телефону, и помимо моего желания я узнаю некоторые детали ее жизни. Изредка она на меня поглядывает — с какой целью, я не знаю. Не могу же я вот так — подняться и уйти. Наконец она заканчивает разговор и кладет трубку. Берет карандаш и начинает вертеть пальчиками. Оба молчим. Я понятно — моя обязанность сидеть и молчать. Однако почему молчит Элла Сергеевны? Неужели у нее возникли вопросы? Вряд ли. Никаких замечаний за две недели, никаких жалоб со стороны клиентов — ничего. Побрит я безукоризненно. Свежая рубашка, уже упомянутый галстук. В довершении ко всему я с утра не курил.

— Почему вы ушли из редакции? — задает она вдруг вопрос. Однако тут же и помогает с ответом. — Если не желаете, не отвечайте.

— Мне обещали другую работу, — отвечаю я, что в некоторой степени соответствует действительности. Врать нужно тоже с умом. Говорить неправду, чтобы тебя однажды не поймали на лжи. Меня не поймают.

— Вы офицер?

— Капитан запаса.

Сказанное, вероятно, несколько поднимает мой статус. Или наоборот опускает — трудно представить, в каком направлении и на какой волне возникают мысли у Эллы Сергеевны. Однако держу нос по ветру — в ее вопросах определенно что-то есть. Что именно, я еще не разобрался — не время. Возможно, праздный интерес, возможно, что-то еще. «А я люблю военных, высоких, здоровенных… — звучит в моем подсознании. Как версия не исключается. А что, если… В жизни всякое бывает, ничего исключить нельзя. А вдруг у нее не удалась семейная жизнь? Или удалась слишком хорошо. Удалась до приторности и безразличия. Удалась, хоть волком вой.

Элла Сергеевна поднялась, поправила платье и неожиданно оказалась у меня за спиной. Черт! Глупая ситуация. Я был уверен, что она меня разглядывает или нет — оценивает. Новое ощущение, которое явно я забыл. Что могла она увидеть там — у меня на спине? Через некоторое время она выплыла и вновь принялась меня разглядывать.

— Вы приняты, — говорит она, — ступайте.

Михаил Петрович видно заждался моего появления — бросился, словно сердобольная мамаша после экзамена любимого чада. В глазах — вопрос.

— Полный социальный пакет, медстраховка и гарантированный отпуск, — сообщил я, снимая галстук. Затем покрутил головой, хрустнул позвонком и сунул галстук в карман.

2

Вновь с Мишей сидим в кафе. Он вновь заказал овощной салат и сок. Я — кофе с булочкой. Мне по неизвестной причине грустно. Неужели ближайшее время я проведу здесь — в этом кафе? Уже сейчас оно не кажется мне уютным. И кофе обыкновенный — ничего в нем нет. Придется переключаться на овощной салат и компот. Затем я брошу курить, заплыву жирком и буду окончательно доволен жизнью, которая не удалась. Все верно. Кто-то же должен ходить на постылую работу каждый день, заниматься нелюбимым делом и жаловаться на свою судьбу. Сколько их — миллионы, тех, кто недоволен своей судьбой.

— Ты женат? — спрашиваю я без какого-либо интереса.

— А как же! — испугался Миша. — Женат, еще как женат. Она у меня хорошая. Глупая, правда, но хорошая.

— Элла Сергеевна?

Миша явно не понимает вопроса — замужем ли Элла Сергеевна или она такая же глупая?

— Ты прав, — говорю я, — она действительно курит. Элла Сергеевна, она курит. Сейчас многие курят. Ну и пусть себе курит — нам-то какое дело? И дети есть?

— У меня? Двое.

— У Эллы Сергеевны? — продолжаю допрос. — Неужели у нее нет детей?

— Не знаю. Никто не знает. Вероятно, нет.