О головах

ИЛЬМАР. Ты говоришь это так, словно вне себя от счастья, что у меня все пошло так плохо. И вообще… тебя сам черт не разберет! Когда у меня все шло как по маслу, моя супруга вздыхала, что ее мечта — быть женой простого, честного труженика. Теперь, когда я стал им, — опять вздохи. Ты сама не знаешь, чего хочешь.

КАДРИ. Последний в городе не всегда бывает первым на деревне.

ИЛЬМАР. Ну, скажи, чего ты от меня сейчас хочешь? Чтобы я просил прощения, бросился на колени?

КАДРИ (холодно). Ради бога только не бросайся на колени — потом не встанешь.

ИЛЬМАР. Честное слово, это препарирование лягушек сделало тебя садисткой.

КАДРИ.

Если бы ты только знал, как ты противен. Ты — хуже любой ободранной лягушки.

ИЛЬМАР. Благодарю.

КАДРИ (выливает всю накопившуюся злость). Поглядите, он рассердился, и сразу спинка выпрямилась. Весь напыжился. Какой неотразимый — прямо актер третьей категории. Господи, как я могла так влипнуть! Как я сразу не раскусила его. (С колкой иронией.) Он ходил рядом со мной в эти лунные ночи. Он был немногословен: ведь мужчинам болтать не к лицу. Серьезный, деловитый, полный замыслов. Я прямо диву давалась, что он меня вообще замечает, этот «прилежный студент». «Я не уверен, Кадри, что карьера практика принесет мне удовлетворение. Думаю, что это может дать только наука. Но прежде надо годика на два окунуться в жизнь…» Вот ты сейчас там и барахтаешься, дипломированный крепильщик. А я, дуреха, смотрела на него во все глаза и боялась пошевелиться, когда этот чудо-мальчик брал меня в парке за руку. (Другим тоном.) Чего ты трясешь этой тряпкой, ведь не умеешь, дай сюда!

ИЛЬМАР (довольно грубо). Выходит, ты по-крупному влипла, бедняжка! Жаль. И уйти тоже не можешь… Живешь с крепильщиком и пописываешь свою кандидатскую. У тебя верное сердце любящей жены, моя дорогая. Если я когда-либо пойду ко дну, ты пойдешь вместе со мной! Такие, как ты, не удирают, как крысы с тонущего корабля. А знай себе грызут дальше.

КАДРИ

(бросает тряпку, подходит вплотную к Ильмару: кажется, что она сейчас ударит его. Оба, тяжело дыша, смотрят в глаза друг другу. Затем Кадри неуверенно поворачивается и идет к окну, смотрит в темноту. Долгая пауза.) Честное слово, Ильмар, я уйду. Я не могу больше с тобой. (Пауза.)

ИЛЬМАР (тоном: «Я знаю, ты не любишь оправданий). Кадри, я не собираюсь оправдываться или просить прощения. Я знаю, ты этого не терпишь. Но есть такие деньги, которые… будто жгут карман. Сегодня я получил первую… ну, не инженерскую получку, понимаешь…

КАДРИ. Еще пять раз получишь, если нового номера не выкинешь.

ИЛЬМАР (с фатальным спокойствием). Это было в пред-пред-пред-предпоследний раз…

КАДРИ (почти дружески).

На! (Протягивает ему на кончике вилки лук.) Поешь луку! Негодник мой впечатлительный. Деньги у него, видите ли, карман жгут. Бери, бери, а не то мамочка захмелеет от одних твоих винных паров. Или погрызи на кухне кофейных зерен. (Ильмар идет на кухню. Кадри возится у стола.)

ГОЛОС ИЛЬМАРА. А где эти зерна?

КАДРИ. Кофейные зерна мужчины должны сами находить. Особенно те, от кого всегда разит и кто должен их часто грызть… Поищи на верхней полке. В синей жестяной банке, на которой нарисованы люди с флагами — они маршируют и требуют мира. Грызи и молчи!

ИЛЬМАР. Слышишь, я уже грызу. И молчу.

Кадри проводит рукой по волосам — это какой-то усталый жест — и снова подходит к зеркалу. Звонок. Ильмар, растерянный, появляется в дверях.

ИЛЬМАР. Наверно, они… (Подходит к зеркалу.)

КАДРИ (напоследок окидывает взглядом комнату, что-то поправляет, полушепотом). Ступай, открой… Ты вполне в порядке, только не дыши в их сторону.

ИЛЬМАР. Мой галстук… Нет, я должен надеть новый. Открой ты. (Идет менять галстук. Кадри бежит в переднюю.)

ГОЛОС МАТЕРИ. Здравствуй, милочка! О, как тебе идет это платье! Шик! Вот это вам… Интересно, как он сегодня удался?

Ильмар быстро наливает из графина рюмку коньяку.

ГОЛОС ОТЦА. Кто же невесткам руки целует?! Только в лобик, только в лобик.

ГОЛОС МАТЕРИ. Эдуард!

ГОЛОС ОТЦА. У тещи целуют руку, невестку целуют в лоб, законную жену — в губы, незаконную — в глаза.