О, я от призраков больна

С шипением разъяренной змеи нападающий вытащил из просторного кармана пальто палку, которую, полагаю, полиция именует дубинкой, и попытался ударить меня, промахнувшись на пару дюймов мимо моих ступней.

Бух! — стукнула дубинка, — и опять бух! Удары сыпались на кирпичный выступ подножия, издавая резкие тошнотворные звуки, как будто кости ломались.

Приходилось скакать, как горцу-танцору, чтобы мне не раздробили ноги.

За моей спиной, помнила я, на трубе гостиной были фитили пиротехники, может быть, в десяти футах от меня. Если бы я только могла до них дотянуться… поднести зажигалку к фитилю… позвать на помощь… остальное было бы предоставлено судьбе.

Но сейчас перчатки хватали меня за щиколотки, и я пиналась изо всех сил.

В какой-то момент я была вознаграждена за свои усилия: кожаная подошва моего ботинка стукнула по черепу врага, и фигура отпрянула с хриплым криком боли, хватаясь за лицо.

Воспользовавшись своим преимуществом, я перебралась к дальней стене трубы. Надеюсь, оттуда я смогу спрыгнуть на крышу незаметно.

Надо рискнуть. Выбора нет.

Я приземлилась легче, чем ожидала, и была уже на полпути к каминной трубе гостиной, когда нападающий засек меня и с яростным криком бросился по крыше, поднимая сапогами клубы снега по мере приближения.

Задыхаясь, я бросилась к дымоходу, который был больше предыдущего, и забралась в безопасное место, одной рукой копаясь в кармане в поисках зажигалки.

Фитили теперь были у меня под ногами. Если мне повезет, хватит одного щелчка.

Я присела и щелкнула зажигалкой, придерживая крышечку.

Клац!

И ничего.

Слишком поздно. Нападающий уже цеплялся за уступ, как обезумевшее животное, собираясь залезть ко мне. Если он это сделает, мне конец.

Я ткнула в защитные очки фонариком — и промахнулась!

Фонарик выскользнул из моей руки и начал падать, будто в замедленном кино, переворачиваясь, на крышу, где наполовину зарылся в сугроб, выстрелив лучом света под безумным углом и этим отчасти ослепив нападающего.

Я не тратила ни секунды. Я присела и снова щелкнула зажигалкой.

Клац! Клац! Клац! Клац!

Как я зла! Надо было покрыть фитили слоем свечного воска, но нельзя предусмотреть все. Они явно намокли.

Цепкие перчатки оказались неуютно близко. Это лишь вопрос времени, когда они смогут схватить меня за лодыжку и стащить на крышу.

С этой тревожной мыслью я полезла выше по обмазанной глиной каминной трубе, двигаясь по кругу к восточной стороне.

Нападающий следовал за мной, возможно, надеясь, что я поскользнусь и упаду. Высоко над его головой в жутком шлеме в холодном воздухе был виден каждый мой выдох, я прильнула к верхней секции дымохода, как банный лист.

Прошла секунда, потом другая. Неожиданно я почувствовала, что становится теплее. Ветер утих или внезапно наступило лето? Может, у меня начинается лихорадка?

Я подумала о тысяче предостережений миссис Мюллет.

«Холод сводит в могилу, — неустанно твердила она мне. — Одевайся теплее, дорогуша, если хочешь получить поздравление от короля на свой сотый день рождения».

Я подтянула кардиган к подбородку.

Подо мной фигура резко повернулась и двинулась к зубчатой стене западного крыла. Странная затея, но я почти сразу же поняла причину.

На крыше, над тем местом, где находится гостиная, между парой тонких бамбуковых шестов была натянута радиоантенна.

Схватив ближайший шест перчатками, нападающий уперся сапогом в гнездо, где закреплен шест, и резко дернул. Вероятно, главным образом от холода, бамбук выскочил легко, как спичка. Теперь его держала только медная проволока. Быстрый поворот запястья, и она отвалилась, оставив в руках моего противника бамбуковый шест с двумя угрожающе зазубренными концами. С одного конца свисал белый фарфоровый изолятор, каким-то образом не отвалившийся вместе с проволокой.

Я снова обнаружила, что смотрю прямо в поднятое вверх лицо нападающего. Если бы я только могла дотянуться и сорвать защитные очки с этого лица — но я не могла.

Эти безумные глаза уставились на меня сквозь зеленое стекло с леденящей смертельной ненавистью, и меня сотрясла такая дрожь, какой прежде я не испытывала.

Эти глаза, поняла я с неожиданно тошнотворным ощущением, не были окаймлены привычными очками в роговой оправе. Нападающий — не Вэл Лампман.

— Меня убивает Марион Тродд! — услышала я свой крик, и это понимание, должно быть, удивило ее не меньше, чем меня.

Должно быть, мне бы не было так страшно, если бы она что-нибудь сказала, но она молчала. Она стояла, не говоря ни слова, посреди гонимого ветром снега, уставившись на меня с этим выражением холодной ненависти.

А потом, как будто выходя на поклон в конце пьесы, она подняла защитные очки и медленно сняла летный шлем.

— Это были вы, — выдохнула я. — Вы и Вэл Лампман!

Она издала тихое презрительное шипение, как змея. Не говоря ни слова, она вытянула шест и яростно ткнула меня в центр груди.

Я издала крик боли, но как-то умудрилась изогнуться в направлении удара. И одновременно подтянулась немного выше.