О языке, достойном человека: учебное пособие

Сквернословят дети, сквернословят школьники. Лежали на клумбе и выражались, да так, что я, подходя к ним, была поражена. Мне же нужны были детские высказывания для очередного своего словаря. Я попросила их ответить в диктофон на вопросы: Что лучше: утро или вечер? Кого лучше иметь: старшего брата или младшего? Почему? Какой цвет у тебя самый любимый? И дальше в таком духе. Куда подевалось сквернословие – я сама не могла понять. Оказывается, если говорить о том, что любишь, расспрашивать о симпатичных вещах, интересоваться личностью адресата – сквернословить ему будет не с руки. Словарь был издан, но долго еще потом просили они: Поспрашивайте, позадавайте вопросы! А вы еще выйдете с этим самым (о диктофоне)?

поговорили с детьми, и они стали меньше сквернословить? Но уважительный разговор вообще великая сила. В XIX веке работал известный психиатр Сергей Сергеевич Корсаков. «Современники считали Корсакова непревзойденным мастером психотерапии и «неусыпляющего гипноза». Своих буквально фантастических результатов в лечении алкоголизма он достигал без единого нейротропного препарата, убеждая больного мобилизовать свои собственные силы на борьбу с болезнью» (Наука и жизнь. 2007. № 12. С. 45).

Когда в обществе введена цензура и речевое пространство официально защищено от вируса дурной речи, с близкими людьми можно говорить меньше, но вот сейчас, когда в области речи правит бал сатана, когда негативная информация авторитетнее и значимей позитивных моментов, говорить с близкими людьми необходимо почаще, поскольку наше бессознательное структурировано словами, а не образами, и переструктурировать его на позитив можно тоже только словами. Когда родители говорят с детьми часами и обо всем на свете, дети потом выдерживают все испытания. Впрочем, для этого нужны не сквернословящие родители.

Мы, занимающиеся русским языком, тоже виноваты, когда не объясняем, что в диалектном слове, вообще-то, ничего плохого нет, не надо стесняться диалектизмов (дроленька, желанник

– о любимом). Мы не объясняем, что высокие слова тоже нужны (воздать, божественно), что междометия – это краски речи (Ай, Ух ты, Ой, Ах

), что диминутивы (Сашенька, солнышко, звездочка, супчик) – это не сюсюканье вовсе, а прелестная особенность русского языка, которая должна работать на речевую ситуацию, потому что говорящему нужны разнообразные способы выражения чувств.

Почему мы ругаемся? Не избалованность ли это? В БелГУ мы с 2002 года разрабатываем такое новое научное направление, как лингвогенеалогия, изучение языка семейных родословных. А дело все в том, что, когда человек повествует о своей семье, во-первых, он укрепляется духовно, во-вторых, образ Родины у него преломляется в призме своей семьи, в-третьих, он пишет прекрасным своим языком – тем русским языком, которого мы порой не знаем, потому что не собираем. Когда я читаю сотни таких сочинений, я начинаю построже относиться к своим капризам и «неприятностям»: вот что люди выдерживали, и ведь выживали, и доживали не так редко до девяноста лет! Будет ли человек ругаться, рассказывая о своей семье? А каждая семья – это целая библиотека уникальных знаний о прошлом и о настоящем тоже.

Сквернословие – крайняя ступень снижения речи, когда уже надо показать кнут, применить административные меры, но по большому счету требование чистоты затрагивает всю лестницу снижения. И грубые слова тоже. Чего ты буровишь! Пойдем пожрем чего-нибудь. То есть забота наша должна касаться любого случая снижения речи.

В Старооскольском филиале Белгородского государственного университета 7 октября 2006 года во время работы международной научной конференции состоялось первое выступление агитбригады в защиту чистоты русского языка. Студенты читали стихи, сочиненные ими же и их преподавателями против сквернословия, и надо было видеть лица этих юношей и девушек! Вот он, достойный ответ и отклик на инициативу руководителей области. Абсурдно ждать результата на следующий день, но усилия начинают плодоносить тогда, когда мы на грани отчаяния, почему в основе любого дела лежит вера в успех, иррациональная по сути своей, абсурдная, великая вера в себя, в свои усилия.

Возраст, процесс взросления очищает речь. И тем не менее мы вынуждены раскрывать нашим молодым соотечественникам все то, что сами поняли не сразу. Лично мне только после 45 лет стало вдруг стыдно произносить слово «мужик». Девчушка в троллейбусе сказала своему молодому человеку: вон мужик пьяный валяется! А я как будто впервые услышала это слово. Теперь я отучаю себя говорить ОН об отсутствующем человеке, тем более о присутствующем. На юбилее десять, двадцать раз скажем Николай Анатольевич, но только не «ОН замечательный человек».