О языке, достойном человека: учебное пособие

Первая плоскость – наказание за бездумное словоупотребление. «Девки, мы так ржали!», «Куда вы, лошади, я тоже пожрать хочу!». Приведем также пример из материалов кандидатской диссертации К.В. Шилихиной (Воронеж, 2000), посвященной лингвистике замечаний. Мужчина женщине в общественном транспорте: «Что вы как кобра гремучая, клюв раскрыли и спите?»

Бездумное, безответственное словоупотребление портит не только устное, но и напечатанное, написанное слово. Не следует ставить речь на автопилот. Автоматизм плохого – мина, которая всегда может сыграть роковую шутку. Как на скамейках в парках бывает надпись «Осторожно, окрашено!», так на многих словах есть невидимый знак осторожного использования. Даже такое привычное восклицание, как «Да вы что?» лучше не говорить, коль скоро в подтексте слышится: с ума сошли? Беда и забота наша в том, что внутренняя речь не может оставаться внутренней, она просачивается, выскакивает, «выпирает» наружу. Мы проговариваемся, а значит, проигрываем, почему так и опасен автопилот речи, особенно в те моменты, когда не все в порядке с человеческими отношениями. «Язык наш часто помогает нам не думать; мало того, он зачастую тиранически мешает думать, ибо незаметно подсовывает понятия, не соответствующие больше действительности», – предостерегал известный лингвист Л.В. Щерба.

Впрочем, здесь, что называется, палка о двух концах. Ежесекундно напрягаться, обдумывая каждое слово, – одна крайность, один полюс, чреватый бедою для организма (не отсюда ли такая усталость после публичных выступлений?), однако и годами не задумываться: а что, собственно, я говорю? – перегиб в другую сторону. Привычка не замечать язык опасна потому, что сказанное начинает приравниваться к реальности, и последствия этого приравнивания могут быть непредсказуемыми.

Но хотелось бы сказать и о второй плоскости, когда язык, родной язык тоже может стать для говорящего не другом, а врагом.

Человеку нужны напряжения, адекватные его возможностям. В. Файвишевский пишет: «Вместе с тем, в нормальных (комфортных) условиях СпМ [система положительной мотивации] для того, чтобы выполнять свою роль генератора положительного подкрепления в поведении человека, нуждается в сенсибилизирующем влиянии со стороны СОМ [системы отрицательной мотивации]»[38]. Другими словами, человеку нужны напряжения, причем настоящие, высочайшие.

Человек начинает искать себя в высоком страдании, т.е. в творчестве. Например, начинает писать стихи. По словам О.Г. Ревзиной, именно «стихотворная форма речи создает возможность для творческого субъекта вступить в диалогические отношения непосредственно с языком, и в этом процессе совершается в буквальном смысле открытие языка, его возможностей».

Человек ищет себя в гуманитарной области, а она едва ли безопасней технического «зоопарка». Человек ищет себя в сферах высокой речи, а «сферы мстят». Появляется ранимость, появляется реакция на чужое слово, превосходящая допустимые пределы и нормы. В принципе можно составить целую «микрохрестоматию» высказываний о психологической опасности работы с образным словом.

«Отчаяние приводит к великим откровениям, и кто не испытал его, тому они не доступны. Вам нужно подняться на новую ступень, чтобы стать выше его. Терпите, уясняйте свое сознание, научайтесь новым мыслям и будьте уверены, что Бог всегда с Вами. Впрочем, я напрасно стараюсь в коротеньком письме подействовать на вас. Так это не делается. Вы сами должны трудиться и спасти себя, – иначе Вас никто не спасет» (письмо Н.Н. Страхова В.В. Розанову от 5 января 1890 г.).

«Однако самое оригинальное у паса – в другом. Опыт одиночества он необычайно сильно соотносит с опытом священного, в котором главное – не “позитивный” контакт с божеством, а именно “негативное” чувство (бого)оставленности: “...состояние самоотрицания предшествует позитивным чувствам”...» (Книжное обозрение, 25 декабря 2000 г.).

«В сознании церковного человека опасливое отношение к соблазнам искусства – явление очень нередкое, не чужд ему и Фудель, когда пишет сыну, начинающему филологу, что он выбрал себе интересную, “но и очень опасную специальность”».

«...поэт ставит эксперименты над собственной жизнью. Ходасевич пишет, что это была страшная, иссушающая погоня за эмоциями. А зачем? Чтобы потом выразить их в своем творчестве. Говоря современным языком, это была стратегия поведения. Это то, что и сейчас в поэзии не изжито и до сих пор калечит судьбы».