О культуре и не только

В фильме «Еще раз про любовь» Доронина и спела о солнечном зайчике: «А весной я в несчастья не верю и капелей не боюсь моросящих. А весной линяют разные звери, не линяет только солнечный зайчик»… Режиссеры часто давали ей в руки гитару – это было удвоение женственности. Рифма выразительных изгибов.

Разгадывать парадоксы Дорониной желающих не нашлось. Ни для одной силы в стране (а белокурую вамп пытались присвоить патриоты широчайшего спектра – от праведников до подлецов и безумцев) Доронина так и не стала своей. Ничьи более или менее стройные ряды не возглавила в качестве знаменосца. Во-первых, потому что знаменосец – вообще не ее амплуа. При всей своей пассионарности она – женщина, а не Орлеанская Дева, и жар ее темперамента пылал всегда в роскошном теле, а не в иссушенных бесполых мощах.

Во-вторых, нет такой партии, где Доронину приняли бы целиком, в полном собрании крайностей. Ерник Гафт веселился когда-то: «Как клубника в сметане Доронина Таня. Ты другую такую поди отыщи. Сочетаются в Тане тончайшие грани – словно каплю «шанели» добавили в щи». С тех пор Гафт стал иным человеком, искупил свои шуточки, оплатил их – несколько дороже, чем хотелось бы, и несколько позже, чем следовало. Полагаю, теперь он понимает Доронину. Один из немногих.

Итак, своей Доронина не стала никому, безусловно и резко чужой оказалась для большинства. Сымитировали пропеллер у виска: «Ненормальная!». А она, похоже, и правда, никогда не была нормальной. И героини-то все раздражающе сумасшедшенькие. Одну берут на актерский – она отказывается… Другую ждет под окном не просто мужчина – счастье, перемена участи ждет, а она вертит ключи на пальце и не трогается с места… Третья привязалась к чужому ребенку, к девочке-дикарке и защищает ее теперь от собственных детей, от собственной матери, от родного отца… Сумасшедшенькие имели отклик: «Мачеху» за первые два месяца проката посмотрели 25 миллионов зрителей.

Россия – единственная в мире страна, где бросаются звездами по причине того, что у них плохой характер или «неправильное» мировоззрение. Ни одной роли в кино с 1985 года. Последний фильм – «Валентин и Валентина». Другая Доронина – грубая, отяжелевшая. Непривычная героиня – бытовая, земная, косная, гранитной плитой придавившая жизни своих дочерей. Для экранной биографии финал не изящный. Сгодился бы разве как промежуточный.

В 1987-м – раздел МХАТа и постепенное угасание мрачной громады на Тверском бульваре. Доронина из объекта восторгов превращается внезапно в предмет для насмешек.

Понадобились годы, чтобы понять, что Художественный театр был первым элементом грядущего тотального распада. Пробным камешком в канун схода лавины. Можно ли было не проводить через МХАТ туалетную черту – «м» в Камергерском, «ж» на Тверском – вопрос, который уже не будет разрешен. Можно ли было сохранить советскую империю? Способны ли здравый смысл и напряжение воли противостоять логике Истории? Изменить эту логику? Удержать лавину?..

Случилось так, как случилось. Горевать бессмысленно. Только и радоваться нечему. Ни расколу МХАТа, ни распаду СССР, ни тому, что Татьяна Доронина освоила органически не свойственные ей функции худрука и постановщика. У нас была великая актриса. Была и закончилась. Как будто ушла на фронт и пропала без вести.

Из какого боя не вернулась Доронина? Стоил ли МХАТ таких жертв? Все-таки существо неодушевленное, да и век театра куда длиннее человеческого… Доронину не видели на похоронах Ефремова. Она до сих пор не примирилась с теми, кто инициировал раздел. Судьба театра дороже собственной судьбы? Бред! На нее, звезду первой величины, никто не посмел бы замахнуться. В конце концов, ей – звезде – нашлось бы место и в другой труппе. От Товстоногова, из БДТ уходила, что там МХАТ середины 80-х…

Чтобы понять этот «бред», надо любить театр так, как любит его Татьяна Доронина, то есть всеми силами души своей, со всем энтузиазмом, со всем исступлением, к которому способна только пылкая молодость, жадная и страстная до впечатлений изящного… Не только молодость, заметим – Доронину это исступление лихорадит по сию пору.

Избави Боже от подобной любви.

Верность Дорониной – театру ли, России, собственным заблуждениям – почти бессознательная. Это верность дерева, которое ну не снимется же в самом деле с места и не пойдет искать почву, соответствующую новым запросам. Одинокий тополь на Тверском бульваре, Доронина все время помнит о своих корнях. Корневая система приведена в «Дневнике актрисы» и многое объясняет. Прадед староверских кровей писал иконы. Молчаливая деревенская бабушка подолгу разговаривала только с Богом. Дед был церковным старостой. Свою маму Нюру Доронина сыграла в «Трех тополях на Плющихе». Папу Васю, по-видимому, тщетно искала в каждом очередном претенденте на сердце…

«Бедные, бедные российские актрисы, – пишет Доронина о Вере Марецкой. – Даже такие талантливые, как она, вернее, эти-то самые бедные и есть!» Бедные, бедные российские женщины, – хочется добавить. Самые женственные – они и есть самые несчастные.