О личной жизни забыть

– Мы можем поговорить прямо здесь, – объяснил Барин из машины. – Только немного отъедем от вашей «конторы».

Зацепин без лишних слов сел рядом с ним.

«Мерседес» действительно отъехал совсем недалеко, свернул в переулок и припарковался возле небольшого сквера.

Очкарик дисциплинировано выбрался из машины и чуть отошел, чтобы не мешать разговору.

– Времена сейчас не самые хлебные для вашей службы, – начал Барин.

Петр определенно его где-то видел, только не мог вспомнить где.

– Значит, вы и есть та коммерческая структура, которая переманивает нашего брата к себе?

– Почему вы так решили?

– А только что мой патрон об этом целую балладу спел, – усмехнулся Петр.

Барин сделал небольшую паузу. А ведь он тоже из наших, понял капитан.

– Объективный процесс. Ничего не поделаешь.

– Ну и как много мне мочить ваших конкурентов придется? Больше чем на два мокрых дела в неделю ни за что не согласен, – продолжал язвить Зацепин.

Его собеседник чуть поморщился.

– У вас превратное представление о некоторых вещах. Мне говорили, что вы умеете по первым словам вникать в суть ситуации. Как всегда сильно преувеличили.

– Ситуация более чем понятна. Только я еще не дошел до ручки, чтобы менять окраску.

– Это нас как раз и устраивает.

– Что именно?

– Пока вопрос стоит так: вы хотите остаться там, где находитесь? – уточнил Барин.

– А есть другие варианты?

– Через неделю будет получен приказ о вашей отставке.

– Даже так! – воскликнул Петр, тут же почему-то поверив осведомленности собеседника.

– В наших силах сделать так, чтобы сокращение штата вас не коснулось.

– А взамен вы попросите меня об услуге, которая, может быть, никогда не понадобится, как говаривал Дон Корлеоне.

Это сравнение чуть развеселило пожилого господина.

– Ну вот, вы все отлично понимаете. Со своей стороны мы берем обязательство, что интересы страны никогда никоим образом страдать не будут. Ведь именно это вас в первую очередь беспокоит?

Зацепин снова не смог удержаться от сарказма.

– Тайные махинации, а интересы страны не пострадают, вы великий волшебник из Страны Оз, однако.

– И все-таки это так, – заверил Барин. – Есть силы кровно заинтересованные в том, чтобы наши спецслужбы не только не пострадали, а вышли из этой ельцынщины еще более окрепшими и сильными. Видите, я вам даже конверт с валютой не предлагаю.

– Стало быть, это тянет на государственную измену на идейной основе.

Теперь пришел черед пошутить работодателя.

– Ну что ж, примерно такого обмена мнениями я и ожидал. Потом будут вторые уговоры, и только на третий раз вы скажите «да». Показываю свою визитку, чтобы вы просто запомнили номер моего телефона, – пожилой показал на десять секунд бумажный прямоугольник, на котором написано было лишь «Терехин В.Б». – Запомнили? Звать Виталий Борисович.       В отчете о личных контактах о нашей встрече лучше не упоминать. Могут возникнуть нежелательные для вас подозрения. Я понятно выражаюсь?

От этого школьного шантажа вся ситуация стала для капитана скучной и малоинтересной.

– Я могу идти? – сухо спросил он.

– Идите.

Зацепин вышел из машины. На водительское место сел охранник и «Мерседес» уехал. Когда Петр подошел к своей «Семерке» Щекастый приветливо взмахнул рукой и двинулся прочь. Через пару секунд его уже и след простыл.

2

Со времени поездки к куратору прошла уже неделя, а тоска Алекса все не проходила, став из острой и отчаянной тягучей и непрерывной. Отныне он действительно во всем мире остался один, абсолютно один. Несколько раз, когда вокруг никого не было, у него на глазах выступали слезы – так было жаль и себя, и своих родителей-неудачников, и ту приятную, комфортную жизнь, бывшую у него совсем недавно, и то великолепное будущее в Штатах, которое уже никогда не осуществится в том великолепном виде, в каком обещало быть совсем недавно.

Как романтическая, сентиментальная девчонка, он каждый день украдкой доставал из прикроватной тумбочки снимки той памятной фотосессии с Камиллой и рассматривая их, любовался уже не столько своей пассией, сколько захваченными объективом частями сада и дома. Наверно, попроси он дядю Альберто, тот достал бы ему и фото родителей, однако такая просьба низводила его до положения обычного сиротки, и самолюбие не позволяло делать этого. Однако и простая угрюмая замкнутость была уже пройденным этапом, к которому не стоило снова возвращаться. Некоторое облегчение он теперь испытывал лишь в минуты агрессивного цинизма ко всем и ко всему. Главной жертвой этих его новых упражнений стала Даниловна.

– Ну и какой ты на меня донос написала на этот раз? – спрашивал он ее отныне почти каждое утро.

– Какой надо, такой и написала, – недовольно огрызалась староста.

– А когда целуешься с кем-то, об этом тоже докладываешь?

– Обязательно.

– А когда тебя за коленки хватают?

– В первую очередь.

– А если я схвачу?

– А схвати!