– Товарищ старший лейтенант разрешите вопрос курсант Драчин. А почему подражательный метод плохой?
Бевз сдвинул брови словно петербуржские мосты.
– Кто вам такое сказал? Он подходит для щенков, когда они видят действия мамы или старшего пса, который умеет исполнять отдельные элементы. Для других случаев этот метод нецелесообразный.
– Почему? – не отставал Драчин.
– Потому что если собака будет смотреть, как перед ней дразнят апортиком другую собаку, то вскоре она перегорит от того, что не может заполучить апортик. А нам это не нужно.
– Перерыв, товарищ старшлейнант, – протараторил Киреев.
Бевз взглянул на часы на мобильнике.
– У меня еще две минуты.
– Ну разрешите мы пока покурим быстренько туда–сюда.
– Разрешаю. Через две минуты.
– Ну товааарищ ста…
– Так, хватит. Вы бы лучше рассказали мне суть оперантного метода.
Киреев отмахнулся от назойливой осы, посчитавшей курсанта чрезвычайно сладким, и тут же притих. Две минуты спокойствия неожиданно оказались для него вполне достойным времяпровождением.
Но не тут-то было.
– Вспоминай, Киреев. Кору свою вспоминай. Что такое оперантный метод? – спрашивал Бевз, пока я пополнял лексикон новым словом, записывая его в блокнот.
– Ну там… – Киреев почесал затылок, как годится любому двоечнику, и спросил то, что необходимо спрашивать, если вообще ни черта не знаешь: – Оперантный, да?
– Нет, блин, инструментальный, – сказал Бевз.
– Инструментальный? Ну… Э–э… Товарищ старший лейтенант, мы это учили полтора месяца назад. Я не могу так долго держать информацию в голове.
Бевз ударил себя открытой ладонью по лицу. Шлепок отчаяния, безнадежности. Квинтэссенция всего занятия.
– Андрей, ты смотрел Иронию судьбы? – спросил он мягко, как только можно в моменты нарастающего раздражения.
– Смотрел… а что? – Киреев недоуменно уставился на преподавателя.
– Фразу помнишь, которую сказал Мягков Яковлеву после тщетных объяснений как он там оказался?
Киреев завис, и, судя по напряженно мыслящему лицу, завис надолго.
– Товарищ старший лейтенант, разрешите на перерыв, пока Андрей думает, – предложил Черненький.
– Ну что, вспомнил, Киреев?
Тот даже не мотнул головой.
– Ладно… – Бевз собрал аккуратно вещи в планшетку и стал по стройке смирно. – Огласите перерыв.
– Встать!
Все поднялись, кроме Киреева – он вообще не садился.
– Занятие окончено. Не забудьте вещи. После обеда – самоподготовка.
Бевз быстро покинул городок, не дожидаясь меня. Если что – догонит, наверное подумал он. Я же впихивал непослушный блокнот в тот самый карман. Надо же: как вытащить, так запросто, а как назад засунуть – пыхти и не жалуйся.
Психанув, я спрятал блокнот под китель и направился к циклу. Последним выходили Киреев и Осинов.
– Что ж ты про оперантный протупил? Они и инструментальный метод – одно и то же! Ну ты!.. – поучал Осинов под легкий хруст черного шоколада.
– Да ну его… – плюнул на землю Киреев и злостно схватил тетрадь. – Какая кому разница вообще?! При чем тут Мягков?
– На, съешь кусочек.
Киреев не отказался.
– Ну какой вы тупой, Киреев, – сказал я, обернувшись.
Андрей, прежде чем отвечать, присмотрелся к моей груди, затем проглотил приготовленные слова и деликатно уточнил:
– Почему сразу тупой, товарищ лейтенант?
– Не вы. Фраза. С фильма. Которую Яковлеву говорили.
– Аааааа, – протянул Андрей. – Спасибо, что сказали… что ли.
– Не за что, – ответил я и убрался прочь, пока дальше не стали расспрашивать о чем–либо.
Людьми в первый рабочий день я был сыт по горло.
Глава 3. Регуляторы
Раньше Небольшие Мостки страдали от безделья и безработицы. У среднестатистического мостковчанина имелось только три дорожки: одна – в учебный центр примерять камуфляж, жертвуя мозгами и волей. Другая – отправиться в оздоровительные шахты Краснограда, где обещают незабываемую развлекательную программу: постоянное поддержание физической формы, непредсказуемые приключения тайными туннелями, угольные ингаляции…
Третья же дорожка хранилась у многих в маленьком пакетике в кармане– если в жизни станет совсем туго.
И вдруг, одним, как принято представлять, мрачным дождливым вечером в дверь постучало неведомое тело. Лампочка на пороге давным-давно висела как украшение, как ненужный аксессуар и неотъемлемый атрибут деревенского дома. Крупицей света служила выглянувшая на четверть с затянувшихся облаков луна: еще не полная, но острые края уже успели округлиться. Громыхнуло. Хозяева не спешили открывать, стараясь решить вопрос за закрытой дверью. А еще лучше: проигнорировать стучащего, дождаться пока он постучит в другой дом и, возвратившись к вечернему телешоу, больше о нем не вспомнить.