О мальчике, который умел летать, или путь к свободе

Раб учился писать, макая перо в чернильницу. И даже не задумывается, что процесс может быть каким-то другим. Талант «ленив» — и потому, чтобы не макать каждый раз, переносит чернильницу в стержень ручки. Потом — как вы помните — он наплавил на перо иридий. Наконец — чтобы чернила не выливались и иридий тратился экономней — вместо пера вставил шарик…

Где таились идеи самописки, «вечного» пера и нового писчего инструмента? В голове таланта? В том, с чем он работает. В материале.

Но талант потому и талант, что смог более точно выявить его функциональность. Повысил КПД функциональности материала хотя бы на 1 процент — уже талант.

8

Кстати, гений от всего этого отказывается — и от самописки, и от шарика. И знаете — почему? У него с талантом разные методы действия. Если талант подступается к задаче наскоками, то гений решает проблему сразу (а уж задачу — тем более!), и записывать то, что ему уже известно (пусть даже только ему одному), — гению скучно. Даже пересказывать только что (!) открытое — и то сопряжено со скукой. Не зря Сократ не оставил нам ни слова: как истинный гений, он был слишком «ленив», чтобы записывать свои бессмертные мысли; и, как истинный гений, он не был тщеславен (ведь тщеславие — это чувство бывшего потребителя, переболевшего апсией и теперь претендующего на территорию всех людей, которые его окружают).

А кто не помнит известного случая с Паганини? Скрипач вышел на сцену, изготовился играть, постоял, постоял — и вдруг ушел. Когда к нему бросились за кулисами: что случилось, маэстро? — он спокойно объяснил: а зачем еще раз играть, ведь я только что всю пьесу исполнил в уме…

Вот почему, если гений вынужден много писать, он возвращается к старому способу: ставит чернильницу и пишет перьевой ручкой, макая перо через каждые несколько слов. Он приходит к этому бессознательно, чувственно. (Для окружающих это — причуда; он же искренне считает, что просто любит писать таким старомодным способом: видите ли, лучше получается.) Зачем он это делает, вы уже знаете: таким действием он спасается от скуки.

Если вас смущает малость такого действия, даже видимая ничтожность его, вы это зря. Бессознательно — спасаясь от монотонности — мы постоянно поддерживаем себя такими действиями. Следовательно, для психомоторики (и для души, и для памяти, и для мысли) нет малых действий; есть большой ущерб, если мы лишены защиты этими малыми действиями. Если ребенок вертится за партой, находит себе посторонние занятия, даже просто без нужды листает книжку, этими действиями его организм старается спасти от скуки свой энергопотенциал. Если мусульманин умеет и любит размышлять, он не расстается с четками.

Между прочим — о себе. До чернильницы и пера мы не дотянули, остановились на авторучках. Но сущность нашего письма та же: через каждые несколько слов — задумываясь над очередной их порцией — мы закрываем авторучку колпачком. Разумеется, не для экономии чернил; просто это действие (закрыть — открыть) вносит разнообразие в процесс письма и подзаряжает наши аккумуляторы.

Сам просится

закон дискретности талантливой работы:

ЭПК таланта диктует его режим работы: он не глотает задачу сразу, а обкусывает мясо дискомфорта маленькими кусочками, пока не останется чистая кость гармонии.

Так устроен человек: продуктивно он действует только квантами. Без разнообразия его жизнь превращается в муку.

И чем выше уровень его ЭПК — тем острее его потребность в новизне. Тем невыносимей для него даже малейшая вынужденная скука. Потому что любая новизна прибавляет свободы — и любая скука убивает ее.

Быстрые на ум читатели уже ерзают, вертится у них на языке вопрос: а что же Достоевский? тем более — Лев Толстой? Ведь гении — бесспорно, а сколько написать успели — миллионы слов! Значит, не «ленились»? И не скучно было писать? Почему?

Потому что гениальный писатель, пиша — мыслит. Для него писать и мыслить — неразрывный процесс. Не зря про таких говорят: его мысль — на кончике пера.

Конечно же! — гениальный писатель много думает до. Терзается. Ищет. Составляет планы. Но сел писать — и все планы рассыпаются, первые же страницы сдвигают центр тяжести произведения; что-то начинает выпирать, что-то скукоживается — и потом выбрасывается за ненадобностью. Отчего это происходит?

Как вы обратили внимание, здесь сосуществуют две формы: состояние и процесс. Состояние возникает от решенной проблемы и воплощено в идее или плане. Или их сочетании. Оно — целостность. Процесс — это действие по материализации состояния. Он — дискретен. Каждая мысль, каждая фраза — это маленькая задача, которую гений решает походя. Он успевает решать их в самом процессе письма. Теперь вы поняли, отчего ему не скучно писать? Задачу, даже самую маленькую, предвидеть невозможно; мы замечаем ее, лишь ощутив ее укол. Значит — пиша гений реагирует только на очередной укол. И понятия не имеет, каким будет следующий. Он идет на свет, но каждый его шаг — это шаг в темноту. Потому что здесь работает закон творческого действия: