О мальчике, который умел летать, или путь к свободе

Возможно, ребята будут ходить на такие уроки без отвращения, как сейчас чаще всего бывает, а педагога даже полюбят. Но знаний — того, ради чего все затевалось — у них не будет. Потому что истинное знание добывается только собственным трудом, собственными руками, только преодолением, собственным открытием тропы, которая была пройдена до тебя другими, но которая только теперь, когда ты на ней изранил свои ноги, стала твоей. Преподаватель — только проводник, а идти по ней — если хочешь ее пройти — нужно самостоятельно. Иначе знания не добудешь.

Кстати, раз уж так упорно талдычим о знании, надо разобраться в багаже, которым нас нагружают школа и вуз.

Педагогика молится на триединого бога: знания — умения — навыки. И педагогику можно понять: похоже, что эта триада охватывает все. Но если так — почему наша школа находится в глубочайшем кризисе? Почему наши вузы выпускают «специалистов», которые несколько лет кладут на получение диплома, а начинают изучать специальность только попав на производство?

Потому что и в школе, и в вузе триада знания — умения — навыки подразумевает только память, память и память. Использование уже известной вам генетически обусловленной способности к запоминанию. Только накапливание. Наполнение закромов.

А ведь должно быть совсем другое! Человеку, который начинает свой жизненный путь, нужно только одному научиться: как переваривать любую информацию. Ему нужен метод. Способ. Культура мышления. Своя собственная, индивидуальная культура мышления. Чтобы — когда он встретится с задачей, которая станет смыслом его жизни на определенном отрезке, — у него был инструмент, как к ней подступиться — и раскусить.

Почему раздуваются школьные и вузовские программы? Потому что ими пытаются охватить все. Ну, во-первых, это невозможно, во-вторых, не нужно. Потому что — если человек выработал культуру мышления, — он освоит знания — умения — навыки, которые необходимы в каждом конкретном случае для решения задачи.

Теперь уже и вы, конечно, поняли, к чему мы ведем: и школа, и вуз учат чужому знанию, знанию, которое мы не пережили, а потому не можем сделать своим. Учиться только ради того, чтоб учиться? Невозможно представить, чтоб семилетний, десятилетний, даже пятнадцатилетний добровольно вступили на эту мученическую стезю. По принуждению — да. Но не иначе! Ведь они не видят в этом смысла! Это не им — это родителям, учителям, государству нужно, а им — нет.

Но ведь они не ленивы. Они любознательны, они рвутся к действию, зажигаются, если им встречается достойная задача, и чем сложней задача, тем ярче они горят, тем больше сил в нее вкладывают. Каждый день, в любом действии они ищут возможности самовыражения. Нет — они не ленивы! Просто мы предлагаем им работу, в которой они не видят смысла, и их интуиция права — смысла в ней нет!

Эрудит утверждается феноменальной памятью. Человек, овладевший в совершенстве любым навыком (портной, математик, футболист), способен только к репродуктивной работе. И лишь умелец имеет творческий шанс. Потому что его знания и навыки получены благодаря каждодневной работе.

Значит, с нашей точки зрения, идеальным образованием можно считать такое, когда в результате учебы выработана собственная культура мышления. Как видите, здесь нет места знаниям — умениям — навыкам. Повторяем: когда появится задача, она потянет на себя весь необходимый материал (знаний — умений — навыков), а культура мышления организует его в целостность, которая в решенной задаче выкристаллизуется в новую ценность.

2

Ну, хорошо, скажет внимательный читатель, с революцией в образовании все понятно; а где революция в мышлении подростков 12–13 лет? в чем она выражается? Вроде бы в ней должна быть соль этого раздела, но пока об этом — ни полслова.

Получите революцию.

С первого дня нашей жизни в нас формируется образ мира. Первые инструменты этого процесса — эмоции, ощущения, восприятия; затем подключается память; наконец — мышление. Память и мышление развиваются стремительно, пока не вырастают в огромный айсберг. Вначале, как вы знаете, память в нем доминирует. Дошкольник и младший школьник набирают всю поступающую информацию почти без размышлений. Они идут за родителями и учителями, движутся в проторенной колее — и память вполне обеспечивает это движение. Но мы растем, растут и контакты с миром, и наступает момент, когда количество внешних помех превышает возможности памяти. Она справлялась с вопросами «что? где? когда?», — но сакраментальное «для чего?» памяти уже не по зубам, оно требует самостоятельного осмысления. Это — кризис. И айсберг переворачивается. Теперь — и до самой старости — и в формировании нашего образа мира будет доминировать мысль (попытка ответить на вопрос «для чего?»), а память будет только на подхвате — помощником, кладовщиком, справочником.