О началах

Теперь давай рассмотрим то, что при предыдущем исследовании мы оставили как затронутое случайно. Согласно Гераклеону, Спаситель говорит об Иоанне, что он и пророк, и Илия, сам же Иоанн отрицает и то, и другое. «Когда Спаситель называет его пророком и Илией, то учит не о нем, но о том, что окружает его, когда же называет его бо́льшим, чем пророки и среди рожденных женами, то характеризует Иоанна; сам же Иоанн, отвечая, говорит о себе, но не о том, что окружает его». Насколько мы сумели подвергнуть все это испытанию, ни одно из приведенных определений[85]

никоим образом нельзя связать с дальнейшими выводами Гераклеона, и на самом деле он не имеет права утверждать то, что желает. Ибо он даже походя не пытается объяснить, почему в отношении того, что вокруг него, Иоанн есть Илия и пророк, а в отношении себя – глас вопиющего в пустыне. Однако он пользуется примером: «то, что окружает его, было как бы его одеянием, отличающимся от него, и если бы его не спрашивали о том, является ли он этим одеянием, то он ответил бы: „Да“». Но я никак не могу понять, почему Илия, который должен прийти, есть одеяние Иоанна. Что касается нас, то так же, как мы сумели объяснить слова «в духе и силе Илии», точно так же можно, пожалуй, говорить, что дух Илии есть одеяние души Иоанна.

6.21. Желая далее представить, вследствие чего священники и левиты, посланные от иудеев, обращаются к Иоанну с вопросами, Гераклеон неплохо говорит: «Потому что им, пребывающим при Боге, подобало заботиться об этом и расспрашивать», но необдуманно добавляет: «Так как и сам Иоанн был из рода левитов». Однако, оспаривая это, мы уже выяснили, что если бы посланные знали об Иоанне и о его рождении, то разве уместно было бы спрашивать у него, Илия ли он? И, опять же, не придавая особого значения прибавлению определенной частицы в вопросе «Пророк ли ты?», Гераклеон говорит, что «они спросили у него, пророк ли он, желая поставить вопрос более общо». Насколько я выяснил, не только Гераклеон, но и все инакомыслящие не в состоянии различить простой двусмысленности: приняв, что Иоанн больше Илии и всех пророков, поскольку сказано: «Нет никого больше Иоанна среди рожденных от женщин» (Мф. 11, 11), они не видят, что это речение двояко может быть истинным: или в том смысле, что Иоанн больше всех, или же в том смысле, что есть некоторые равные ему. Ибо несомненно, что есть многие пророки, равные ему, и что вследствие данной ему благодати нет никого большего, чем он. Гераклеон же полагает, что «„больший“ поставлено из-за пророчества Исайи, ибо еще никто из когда-либо пророчивших не удостаивался от Бога такой чести». Воистину, презирая завет, названный «древним», и не исследовав пророчества об Илии, Гераклеон дерзнул сказать подобное, ведь и об Илии пророчествовал Малахия: «Вот, Я посылаю вам Илию Фесвитянина, и он восстановит сердце отца к сыну» (Мал. 4, 5). И Иосия, как мы прочли в Третьей книге Царств, был напророчен по имени пророком, пришедшим из Иудеи и сказавшим в присутствии Иеровоама: «Жертвенник, так говорит Господь: „Вот, рождается сын дому Давида, имя ему – Иосия“» (3 Цар. 13, 1–3). А некоторые говорят, что и Самсон был напророчен Иаковом, сказавшим: «Дан будет судить свой народ, как и единое племя Израиля» (Быт. 49, 16), ведь Самсон, который судил Израиль, был из колена Дана.[86]

Пусть это будет сказано ради уличения поспешности положения, что никто, кроме Иоанна, не был напророчен, выдвинутого тем, кто желал таким образом объяснить речение «Я глас вопиющего в пустыне».

«И посланные были из фарисеев. И они спросили его, и сказали ему: „Что же ты крестишь, если ты ни Помазанник, ни Илия и ни Пророк?“» (Ин. 1, 24)