Читаем О психологии западных и восточных религий (сборник) полностью

820 Если до сих пор еще оставались сомнения в тождестве Единого Разума и бессознательного, данный раздел их рассеивает, «ибо Единый Разум состоит из пустоты и не имеет основы, а собственный ум пуст, как небеса». Единый Разум и ум индивидуальный в равной степени пусты и бессодержательны. Под этим наверняка подразумеваются коллективное и личностное бессознательное, поскольку сознающий разум никак нельзя назвать «пустым».

821 Как я уже говорил, восточный склад ума особую важность придает субъективному фактору — прежде всего, интуитивному «первому впечатлению», или психической предрасположенности. Этот факт и подчеркивается в изречении: «Все явления на самом деле суть лишь представления… измышленные самим же умом».


Дхарма в тебе

822 Дхарма — закон, истина, руководство — существует, по всей видимости, «в одном только уме». Точно так же и бессознательному доверены все те способности, какие Запад приписывает Богу. Между тем трансцендентная функция показывает правоту Востока в признании того, что комплексное переживание дхармы исходит «изнутри», из бессознательного. Вдобавок становится ясно, что явление спонтанной компенсации, неподвластной человеческому влиянию, полностью соответствует определениям «милость Божья» и «воля Божья».

823 В этом и предыдущем разделах текста постоянно подчеркивается, что интроспекция представляет собой единственный источник духовных сведений и наставлений. Будь интроспекция чем-то болезненным, как считает кое-кто на Западе, то практически весь Восток — или, во всяком случае, те его области, которые еще не заражены благодеяниями Запада — пришлось бы отправить в сумасшедший дом.


Великолепие учений

824 Этот раздел текста называет ум «естественной мудростью», по сути, используя почти те же словами, которыми я обозначаю символы, продуцируемые бессознательным. Я говорю о «естественных символах»[808] и выбрал такое определение задолго до того, как узнал о данном тексте. Об этом факте я упоминаю только потому, что совпадение наглядно выражает параллелизм в открытиях восточной и западной психологии.

825 Наш текст также подтверждает сказанное ранее о невозможности «знающего я»: «Пускай все вокруг совершенное бытие, никто не может его видеть, и сие поистине чудесно». Это и вправду чудесно — и непонятно, ибо каким образом нечто подобное может осуществиться в истинном смысле слова? Оно остается «незапятнанным злом» и «незатронутым добром». На память сразу приходят «6000 футов по ту сторону человека и времени» у Ницше[809]

. Однако последствия такого утверждения обычно упускаются из вида приверженцами восточной мудрости; сидя в безопасности и веруя в расположение своих богов, можно, конечно, восхищаться такой возвышенной моральной неразборчивостью. Но разве сопоставима она с нашим темпераментом или с нашей историей, которая в результате не усваивается, а, скорее, забывается? Не думаю, что это правильно. Тот, кто с упоением отдается высшей йоге, должен доказывать свою приверженность моральной неразборчивости — и как виновник зла, и как его жертва. Психологам хорошо известно, что моральные конфликты не улаживаются одним признанием превосходства, которое граничит с бесчеловечностью. Нынешняя действительность дает нам ужасающие примеры вознесения сверхчеловека над моральными принципами.

826 Я не сомневаюсь в том, что восточное освобождение от пороков и добродетелей в любом отношении связано с отрешенностью, и йогин выводится за пределы дольнего мира в состояние активной и пассивной невинности. Но подозреваю, что любая европейская попытка достичь отрешенности будет означать всего-навсего освобождение от моральных обязательств. Каждый, кто пробует свои силы в йоге, должен поэтому осознавать далеко идущие последствия данного занятия, иначе его духовной авантюре суждено остаться ничего не значащим времяпрепровождением.


Великая четверная тропа

Перейти на страницу:

Все книги серии Философия — Neoclassic

Психология народов и масс
Психология народов и масс

Бессмертная книга, впервые опубликованная еще в 1895 году – и до сих пор остающаяся актуальной.Книга, на основе которой создавались, создаются и будут создаваться все новые и новые рекламные, политические и медийные технологии.Книга, которую должен знать наизусть любой политик, журналист, пиарщик или просто человек, не желающий становиться бессловесной жертвой пропаганды.Идеи-догмы и религия как способ влияния на народные массы, влияние пропаганды на настроения толпы, способы внушения массам любых, даже самых вредных и разрушительных, идей, – вот лишь немногие из гениальных и циничных прозрений Гюстава Лебона, человека, который, среди прочего, является автором афоризмов «Массы уважают только силу» и «Толпа направляется не к тем, кто дает ей очевидность, а к тем, кто дает ей прельщающую ее иллюзию».

Гюстав Лебон

Политика
Хакерская этика и дух информационализма
Хакерская этика и дух информационализма

Пекка Химанен (р. 1973) – финский социолог, теоретик и исследователь информационной эпохи. Его «Хакерская этика» – настоящий программный манифест информационализма – концепции общественного переустройства на основе свободного доступа к любой информации. Книга, написанная еще в конце 1990-х, не утратила значения как памятник романтической эпохи, когда структура стремительно развивавшегося интернета воспринималась многими как прообраз свободного сетевого общества будущего. Не случайно пролог и эпилог для этой книги написали соответственно Линус Торвальдс – создатель Linux, самой известной ОС на основе открытого кода, и Мануэль Кастельс – ведущий теоретик информационального общества.

Пекка Химанен

Технические науки / Зарубежная образовательная литература / Образование и наука

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Афоризмы житейской мудрости
Афоризмы житейской мудрости

Немецкий философ Артур Шопенгауэр – мизантроп, один из самых известных мыслителей иррационализма; денди, увлекался мистикой, идеями Востока, философией своего соотечественника и предшественника Иммануила Канта; восхищался древними стоиками и критиковал всех своих современников; называл существующий мир «наихудшим из возможных миров», за что получил прозвище «философа пессимизма».«Понятие житейской мудрости означает здесь искусство провести свою жизнь возможно приятнее и счастливее: это будет, следовательно, наставление в счастливом существовании. Возникает вопрос, соответствует ли человеческая жизнь понятию о таком существовании; моя философия, как известно, отвечает на этот вопрос отрицательно, следовательно, приводимые здесь рассуждения основаны до известной степени на компромиссе. Я могу припомнить только одно сочинение, написанное с подобной же целью, как предлагаемые афоризмы, а именно поучительную книгу Кардано «О пользе, какую можно извлечь из несчастий». Впрочем, мудрецы всех времен постоянно говорили одно и то же, а глупцы, всегда составлявшие большинство, постоянно одно и то же делали – как раз противоположное; так будет продолжаться и впредь…»(А. Шопенгауэр)

Артур Шопенгауэр

Философия
Критика политической философии: Избранные эссе
Критика политической философии: Избранные эссе

В книге собраны статьи по актуальным вопросам политической теории, которые находятся в центре дискуссий отечественных и зарубежных философов и обществоведов. Автор книги предпринимает попытку переосмысления таких категорий политической философии, как гражданское общество, цивилизация, политическое насилие, революция, национализм. В историко-философских статьях сборника исследуются генезис и пути развития основных идейных течений современности, прежде всего – либерализма. Особое место занимает цикл эссе, посвященных теоретическим проблемам морали и моральному измерению политической жизни.Книга имеет полемический характер и предназначена всем, кто стремится понять политику как нечто более возвышенное и трагическое, чем пиар, политтехнологии и, по выражению Гарольда Лассвелла, определение того, «кто получит что, когда и как».

Борис Гурьевич Капустин

Политика / Философия / Образование и наука