О психологии западных и восточных религий (сборник)

837 «Бардо Тхедол» открывается этой великой психологической истиной, доказывая, что перед нами не погребальный обрядовый текст, а наставление усопшим, проводник по изменчивым состояниям бардо, существования на протяжении 49 дней — от смерти вплоть до следующей инкарнации. Если забыть сейчас о вневременности души, принимаемой Востоком за само собой разумеющееся, то в качестве читателей книги мы без труда сможем поставить себя на место усопшего и внимательно рассмотреть содержание первого раздела, кратко изложенное мною выше. Тут произносятся следующий слова (не нарочито торжественно, а с подобающим смирением):

О сын благородного рода (имярек), слушай! Ныне чистая лучезарность дхарматы сияет пред тобою. Распознай ее! О сын благородного рода, сущность твоего ума в этот миг — чистая пустота, чистая пустота, лишенная всякой вещественности, качества и цвета; и это — сама дхармата…

Ум твой пуст, но это — не пустота небытия; ум твой свободен и полон сияния, чист и трепетен… Ум твой, чья сущность пуста и невещественна, и ум твой, трепещущий и светозарный, — нераздельны; и это — дхармакайя Будды[816]

.

838 Познавший эту истину достигает состоянии дхармакайи, совершенной просветленности; или, если обратиться к нашему языку, творческой праосновой всех метафизических высказываний выступает сознание как зримое и осязаемое проявление души. Пустота обозначает состояние до всякого высказывания, до всякого действия. Полнота же различных явлений содержится в душе в скрытом виде.

839 «Ум твой, — продолжает текст, — нераздельность ясности и пустоты в форме великого света; он не рождается и не умирает, а посему он есть Будда Бессмертного Света».

840 На самом деле душа вовсе не ничтожна, она воплощает лучезарную божественность. Для Запада такое утверждение выглядит крайне смелым, если не откровенно кощунственным; если оно принимается безоговорочно, и тогда наблюдается богословская инфляция. Мы почему-то неизменно выказываем ошибочную установку в ее отношении. Но если настолько овладеть собой, что мы сможем удержаться от вечного искушения что-либо сделать, то, не исключено, мы сумеем извлечь отсюда важные для нас выводы — или хотя бы оценить величие книги «Бардо Тхедол», дающей усопшему в дорогу ту последнюю и самую высокую истину, что даже боги суть сияние и свет собственной души. Эта истина отнюдь не заслоняет солнце для восточного человека, как происходит с христианином, который счел бы себя в такой ситуации ограбленным и лишенным Бога; нет, сама душа изливает свет божественного, а божественность и есть душа. Восток лучше выдерживает эту парадоксальность, чем было суждено бедному Ангелусу Силезиусу (который, впрочем, и сегодня в психологическом отношении оказался бы впереди эпохи).