Читаем О смысле жизни. Труды по философии ценности, теории образования и университетскому вопросу. Том 1 полностью

Все это обозначает не разрыв с исторической традицией, а только некоторое перемещение, потому что у нас нет никаких особых оснований возражать против старой мысли, что сущность есть то, что довлеет себе, объясняется собой и способно объяснять и от себя создавать и причинять иное. Если бы нам понадобилась поддержка исторической традиции, мы легко нашли бы ее в системах величайших философов древнего и нового мира: мы вправе были бы вспомнить здесь отчасти об Аристотеле, Лейбнице и др. Нам крайне дорога мысль Фихте[1017]

, что «должно быть что-нибудь, что существует,
потому что оно сделалось и остается,
и никогда снова не может возникнуть, после того как оно раз сделалось». Тем больше оснований вспомнить здесь о Гегеле с его абсолютным духом. Но исторический интерес лежит сейчас вдали от нас, и мы не будем здесь останавливаться на исторических воспоминаниях.

Эти размышления выводят нас на основной путь наших построений: они приводят нас к коренному по своему значению выводу, что сущность не просто есть, но что она творится.

Божественный путь творческого обогащения действительности утверждается не только в жизнедеятельности человека и с ним в узком смысле этого слова, но оно в принципе развито во всем мире, поскольку этот мир вообще связан с антропоцентрическим принципом. Для того чтобы эта мысль потеряла некоторый привкус преувеличения, мы должны вспомнить, что сфера творчества не есть только область моральной борьбы, борьбы за одно нравственное совершенство мира, а это есть творчество и новых форм бытия, и новых значений во всех сферах конкретной действительности и во всех направлениях истины, красоты, добра, справедливости и т. д., допускающих свое осуществление. Все обладает сущностью, в этом смысле все принимает участие в великом творчестве сущности. Даже малое, ничтожное существование есть действенность, но действенность эта никогда не протекает в повторяющихся форме и характере в полной мере. Все находит те или иные своеобразные черточки, обособляющие его от всякого, хотя бы и близкого, и однородного существования. В этом смысле правильно утверждать, что ничто не повторяется. Вся суть в этом случае заключается только в том, что ничтожная песчинка обладает действенностью и бытием и потому именно и сущностью главным образом через ту систему, в которую она входит, хотя и она не лишена совсем своего своеобразия. Таким образом ее участие в творческом процессе определяется как долей ее самостоятельности, так и действенностью системы, охватывающей ее и включающей ее в дальнейшие более широкие и глубокие связи и возможности[1018]. Раз что-либо живет, значит оно постольку же действенно, постольку же творит и творит и выявляет свою сущность. Пусть с нашей человеческой точки зрения эта доза творчества так мала и ничтожна, что она может быть приравнена к бесконечно малой величине, но она есть, хотя бы только как возможность и принцип, хотя бы только как темная тяга быть как простое «тяготение», внося свою лепту в общий итог сущности через свою сопринадлежность к системе, и только в малой степени и только в этой мере приобщаясь к вечности, к «богу». Действительность никогда не бывает в застывшем, трупном состоянии, она вечно течет и меняется, по отношению к ней в ее конкретной, действительной форме прав Гераклит. Точка зрения элеатизма применима только к миру значений. И вот в этом потоке действительно идет вечное творчество сущности в меру действительности каждого отдельного существования.

И таким образом во всю ширь действительности и во всю ее длину и глубь развертывается творчество не только новых форм действительности в частностях и целом, но и творчество сущности: действительность как бы вносит в каждый момент своего существования-активности свою неиссякаемую лепту в сферу вечности и незыблемости, не уничтожая и не обесценивая себя, а наоборот – все повышаясь в своем значении. Начав с малой активности и малого бытия, мир дальше постепенно выявляет в непрерывном, бесконечном разнообразии все более несвязанную и чистую активность, но – повторяем – не в идее только, а во всей полноте своего реального существования, пока в идеале не покажется на горизонте отмеченная Аристотелем возможность чистой активности. Вместе с тем идет линия углубления и расширения царства свободы, самоцели. В этом смысле мы здесь охотно вспоминаем мысль Шеллинга, что цель всего мирового развития заключается в том, чтобы законы свободы превратить в законы природы. Так растет мир и развивается, как конкретизированная сущность, растут и раскрываются реальная сила и творческие возможности, растет и углубляется бытие, стремясь выявить всю полноту и глубь внутреннего во внешнем и обратно и дать их полный синтез и единство в бесконечно разнообразной системе конкретизованных сущностей, обретающих вечность.

Перейти на страницу:
Нет соединения с сервером, попробуйте зайти чуть позже