О смысле жизни. Труды по философии ценности, теории образования и университетскому вопросу. Том 1

Эта вечность – как мы уже отметили это раньше и должны повторить здесь это снова – требует резкого своего отмежевания от вечности в смысле в бесконечность или, лучше сказать, в нескончаемую даль убегающего времени, где где-то в непостижимой и недосягаемой дали, в идеале

брезжится конец всякого времени, т. е. конец всякого изменения. Стремясь на этом пути к вечности, мы можем только с тоской вглядываться в бесконечную даль без надежды увидеть когда-нибудь что-нибудь там вдали, а пока все пережитое и выявленное тонет бесследно в прошлом, опускаясь в эту своеобразную Нирвану, – вывод, отдающий ароматом самого безнадежного пессимизма. На самом же деле вечность, как мы ее толкуем, это вечное достижение и при том не мертвого обстояния или ничто, а вечного действия; она обозначает, что достигнут такой источник, который может давать исток, не иссякая сам. Это и достигается там, где достигается известное значение, где творится сущность, где таким образом открывается простор вечной действенности без утраты творческой силы. Во всякое время, всегда мир и действительность в целом и в частностях обладают значением во всем своем данном неповторяющемся своеобразии. Такое понимание не только правильно, оно открывает нам глубоко отрадные жизненные перспективы: оно говорит нам о том, что в мире и жизни всегда есть уже нечто достигнутое, и что вместе с тем остаются не заслоненные перспективы для дальнейших стремлений и жизни, что жизнь не проточный канал, в котором все проносится бесследно, а что это линия постепенного, непрерывного обогащения, это все расширяющийся и углубляющийся круг, который не теряет своей формы, не размыкается и не деформируется, как пояснял это Гегель. И ничтожная песчинка, жалкий червь и т. д. – все они несут свои возможности и свое участие в вечности, как бы мала ни была их доля, хотя бы она тонула просто в целом, к которому она принадлежит, все они имеют свое значение, и при том не в отвлеченной идее, а в своей живой полноте. Как говорил Ориген

[1019]

, «при всей бедственности непосредственного существования сохраняется твердое, как скала, убеждение, что в конечном счете ничто не может быть утрачено из того, что Вечный Господь создал и оградил своей любовью». Тот же мотив повторяется в гегелевском понятии «aufheben».

Для той картины, которая рисуется нам, историческая традиция успела выработать особый термин, несколько отягощенный уже недоразумениями, а именно термин «ценность-совокупность». Вся действительность слагается в каждый момент в цельную, как бы мозаичную картину, в которой каждый камешек обладает своеобразной формой-значением, а вместе они образуют единую, неповторяющуюся картину, неразрывно связанную со всем прошлым, вобрав в себя все его значение и вместе с тем безостановочно в реальном течении переводя к будущему. Всегда у цели и всегда на пути к ней – такова рисуемая нами картина: всегда у цели, потому что всегда есть известный итог, всегда действительность перед нами во всей ее полноте, присущей данному положению, и значении – понимаем мы это или нет, это в данном случае безразлично, – и вечно на пути, потому что с каждого нового достигнутого пункта открываются дальнейшие задачи, простор новых возможностей и нового стремления. Истинно действительное, сущее, творчески растущее всегда при себе и всегда в движении. Для данного момента оно и полно, и завершение, но вместе с тем оно никогда не может быть завершено и закончено безотносительно, потому что это обозначает, что оно должно стать бездейственным, т. е. недействительным, но тогда не о чем и говорить, тогда нет сущего.

Завершительная стадия последней полноты и последней высоты, то идеальное объединение supremum и consummatum[1020], о котором говорил Кант, есть только идеал, он возможен только с формальной стороны. Люди мечутся и рвутся в стремлении найти «конец» и никак не могут понять, что этот конец будет концом действительным, что в нем не истинная жизнь, а истинная, абсолютная смерть, ничто. Поскольку речь идет о смене, можно с полным правом утверждать, что «вечная игра жизни», вечный поток в сущности неправильно дает повод для пессимизма и ламентаций, потому что он не зло, а благо, потому что в нем вечное обновление, вечное зарождение и творчество нового: у каждой капли своя ценность, каждое время поет свои песни. То, что создали мы, может обрести свою ценность, значение и место в себе и в абсолюте, ценности-совокупности, но оно превращается в невероятную ложь и бессмыслицу, как только мы пытаемся одним звеном, одной плиткой из всей мозаики, одним плодом, цветком заменить весь венок, вечно растущий и неувядаемый.