На этом пути разрешается в положительном смысле проблема назначения человека. Этот положительный характер не есть рок, он может быть и не быть,
он есть дело самого человека. Этим самым для человека спасается все его положение и становится возможным не только ценное назначение, но и положительный смысл. Ценное назначение само по себе может быть и у средства, даже у вещи, но смысл возможен у человека и через него, и только тогда, когда человек сохраняет характер субъекта, свободной культурно-творческой силы, какой он и может стать в действительности, и как он рисуется в нашей концепции. Смысл не в созерцании, а в действии, хотя бы речь шла о созерцании «бога» или «вечного царства идей или значений». В этом открывается глубокий смысл и назначение человека. Гете мудро указывал, что пример Саула, отправившегося искать отцовских ослиц и нашедшего царство, иллюстрирует глубочайшую истину, а чудо хождения по водам он трактует как иллюстрацию значения непоколебимой веры в видимо невозможное – той веры, без которой невозможно великое созидание и творчество. Так человек начал с естества, с материи, с бессмыслицы и может подняться – и в известном смысле поднялся и подымается – до высоты культуры, претворенного естества, самодовлеющих ценностей, вечности, сущности и абсолюта, сохраняя право на свою индивидуальность и даже обязуясь осуществлять ее. Так естество и культура гармонично сливаются в нем в один императив: естество заставляет его стремиться развивать все свои задатки полно и глубоко, культура и смысл принимают это не только как факт, но они венчают это положение безусловным велением: будь везде на своем месте и действуй и твори так, как только можешь ты – или – как это формулировал Риккерт[1089] – «ты должен, если хочешь поступать хорошо (а я бы сказал: осветить себя и свою жизнь смыслом. – М. Р.), твоею индивидуальностью выполнять в том индивидуальном пункте действительности, в котором ты находишься, то, что лишь ты можешь выполнить, так как ни у кого другого в повсюду индивидуальном мире нет той же самой задачи, как у тебя, и затем ты должен устроить всю твою жизнь так, чтобы она объединялась в телеологическое развитие, которое в своей совокупности может быть рассматриваемо как выполнение твоей никогда не повторяющейся жизненной задачи», или, как можно сказать еще, будь всегда самим собой и стремись раскрыть свои творческие возможности. Так сливаются естественный и императивный смыслы и превращаются в единый мощный смысл, который тем, что он дает оправдание, этим же самым дает величайшее счастье и удовлетворение – неомраченный смысл даже в атмосфере пройденного тяжелого, страдного пути: естество и культура – соединившись – объединяют на творчестве сущности гармонично все существо человека, его разум, волю и чувство. Счастье при этом не только перестает быть грехом, оно не только извинительно, но стремление к нему законно, необходимо и ценно. Оно ведь не есть сплошной «шоколад». Наоборот, для него нужен фон, сознание противоположностей, преодоленного и преодолеваемого, нужно еще не достигнутое и влекущее. Счастье мыслимо только динамически, т. е. не в полной удовлетворенности, а в силе и стремлении.Но этот синтез не единственный: всею сутью положения человека и его пути утверждается неразрывное единство личного и универсального смысла, когда в человеке ярко может светиться радостная и оплодотворяющая мысль, что не только мир нужен ему, но и он нужен миру, что между ними ткутся кровные узы. Так оправдывается и универсализм, и индивидуализм в их сочетании в стремлениях человека, который завоевывает космическое значение, но идет по пути отстаивания своей индивидуальности и не хочет быть просто поглощенным миром и потонуть в общей жизни. Как говорит Гегель, «великие люди в истории – это те, чьи собственные частные цели содержат субстанциальный элемент, которые суть воля мирового духа». Но этот субстанциальный элемент имеет свои бесчисленные степени, и каждая личность может внести его в свою жизнь и стать универсальной в своем значении не только как средство, но и как субъект. Идея греческого космоса-гармонии не есть естественный факт, а это творческая
задача: он может и должен создаться. Здесь человек может и должен быть не только исполнителем чужих предначертаний, нагруженным долгом, но и творцом-сотрудником при наличии абсолюта, но абсолюта впереди, а не позади[1090].