Единственное, что тут можно было сделать, — так это снабдить Ленку ученицей, причём не просто ученицей, а ученицей интересной, общение с которой смогло бы выйти за пределы уроков. Думай, голова, — картуз куплю. Так, кто у меня есть в запасе? Не то… И это не то… Тоже не то… Ну-ка, ну-ка? В общем, нарыл я девушку Аню, собственно — ту самую Аню, которая на упомянутом иероглифовском ритуальном пивопитии составляла мне компанию, старательно изображая из себя мою новую пассию, дабы пресечь возможные Ленкины поползновения. Выбор пал на Аню потому, что её возраст, психотип и характер практически точно соответствовали Ленке на момент нашей первой встречи на Красной площади. Которая даже работала на в точности такой же работе, как недавно Ленка, — менеджером визового отдела в турфирме. По-моему, даже в той же самой турфирме. Страшное дело, когда у человека идёт такое количество совпадений, не так ли? Три месяца назад я страшно удивлялся и ругался, что Аня ни к кому тогда в кадр не попала. А теперь выясняется, что это и был тот самый тайный ход карт, позволяющий найти подход к Ленке… Аня давно хотела научиться играть на гитаре, а Ленка в объявлении заявила не только фортепиано, но и гитару… В общем, всё ясно. Аня согласилась мгновенно. Договорились так. Её задача — прописаться к Ленке в ученицы, а там и в подруги, и по максимуму поддержать её морально. Мне сообщать только то, что сама посчитает важным. Ни в коем случае не планировать, тем более не начинать, до появления полной уверенности в необходимости, никаких активных действий.
После первого урока Аня была крепко озадачена. Ленка, если это была она, выглядела совсем не так, как я её описывал. Миша, если это был он, — тоже выглядел и вёл себя не совсем так. Сначала мы даже чуть было не решили, что это какая-то страшная ошибка. Ничто в доме не говорило о наличии каких бы то ни было проблем. Но под объявлением стоял Ленкин адрес электронной почты, в качестве контакта был указан архаичный пейджер, а я знал, что мобильника у Ленки нет, но что ей на работе недели за две до катастрофы выдали пейджер, номер которого она мне тогда так и не сообщила. Мне пришлось уговаривать Аню продолжать занятия — она не хотела. Раз всё в порядке — зачем вмешиваться? Порешили на том, что пусть ещё пару уроков возьмёт, а там увидим.
Но уже второй урок начал расставлять вещи по своим местам. Добавив при этом озадаченности. Миша, несмотря на отсутствие каких-либо явных на то причин, стал производить на Аню выраженно отталкивающее впечатление. На подсознательном уровне. Никаких следов нежности между ним и Ленкой не замечалось. По поводу же самой Ленки же вердикт был дословно таков:
– Знаешь, Володь, тут всё как-то очень странно. В первый заход я этого не заметила, только сейчас. Ничего не понимаю. Так не бывает. Впервые в жизни вижу столь двоякого человека. Она очень подвижна, с эмоциональным лицом. Всё время смеётся, много двигается. Шутит. Но глаза мёртвые. В них — большая боль, только боль и ничего кроме боли.
После урока Ленка поила Аню чаем. И та — спросила о причинах увиденной двойственности. Точнее — сказала, что чувствует, что Ленку что-то сильно гнетёт, посоветовав раскрыть душу какой-либо из близких подруг. И Ленка ей объяснила. Что близких подруг у неё не осталось. И вообще никаких не осталось. Что единственный человек в мире, которому она хотя бы частично могла открыть душу, остался в прошлом. Добавив с неожиданной агрессией, что не считает себя в том виноватой. Что она от всего устала и приняла решение далее жить только текущим моментом. Плыть только по течению. И, вытащив из комода, показала Ане свою роскошную косу. Отрезанную. Говорят, у большинства женщин отрезание косы — аналог самоубийства у мужчин.
На следующих уроках Ленка рассказывала о своих увлечениях путешествиями и о том, что ей не с кем теперь ездить. О своих увлечениях фотографией и о том, что ей нечего и нечем снимать. Показывала снимки своих крыс. Снимки Петербурга. Старые. С дачи. С Урала. Совсем старые. Совсем свежие. Но — не недавние. В пределах видимости не было ни одного предмета и ни одной фотографии из времён нашего с ней полугода. В общем, прописка в подруги у Ани состоялась, но что тут делать, и делать ли хоть что-то, оставалось совершенно неясным. Надо было продолжать занятия и ждать, ждать, ждать…
Тем временем вернулась Ника. На этот раз мы сошлись уже более прочно. То есть, всё ещё сохранялась ситуация, что, когда она утром уходила на работу, одному Аллаху было ведомо, когда её ждать назад, вечером, завтра, послезавтра… Но она возвращалась и возвращалась.
Я её изводил разговорами о Ленке. Мог разбудить посреди ночи и два часа подряд что-то рассказывать, а других тем — у меня не было. Мне и сейчас невдомёк, как она смогла так долго продержаться, почти месяц. Более мерзостного, занудного и ленивого сожителя, чем я в то время, к тому же непрерывно лезущего в душу — поискать…