О том, что сильнее нас

В общем — спустя неделю после разговора я решил своё обещание нарушить и одно-единственное письмо всё же написать. Большое. Имея в виду второй вариант, но допуская пути отхода. Расписал этот второй вариант. Не стесняясь в выражениях. На протяжении целой страницы, фигурально выражаясь, мешал Ленку с навозом. Подвёл к логичному выводу, что раз уж она всякий раз, соприкоснувшись хоть со мной, хоть с воспоминаниями, немедленно предаёт и продаёт очередной кусок той памяти, — сейчас если чего и осталось, то уже мало, а если после этого письма продаст ещё кусок, не останется и вовсе ничего. Отсюда — вердикт. Если Ленка сорвётся, не дожидаясь, пока улягутся и устаканятся последние события, — помогать буду в полном объёме и с радостью. А если дождётся, на что я давал месяц, и сорвётся только потом — дальнейшая помощь будет чисто номинальной: только по прямой просьбе, только вещественная и конкретная, только в рамках, безо всякой собственной инициативы. Более того — каждое Ленкино слово будет изучаться под микроскопом. И при наличии подозрения на малейшую ложь, на малейшую недомолвку — помощь будет прекращена полностью. Ещё более того. В этом случае я не приму сам её звонка или визита, а увижу где на улице — перейду на другую сторону. У нас есть общий друг Лёша. Я ему доверяю. Пусть к нему и обращается. Простейшие вещи и пути для оказания Ленке помощи, вплоть до той конной базы, я отдам ему. Если этого будет достаточно — предпочту, чтобы он меня и в известность не ставил. Если нет — пусть он обратится ко мне и объяснит, почему, на его взгляд, необходимо моё прямое участие. Гм. Это здесь оно всё так кратко, а на самом деле писулька получилась страницы на три. В целом сводящаяся к тому, что оставляется одна лазейка, и та узкая-узкая. Причём только для вещественного. А что до восстановления уважения или доверия, так оно теоретически-то также возможно, но требует гораздо больших сил и гораздо большего времени, и это уже совсем иная тема, про которую, пока не на свободе, речь не может идти в принципе.

Я уже готов был отправлять письмо, перечитал его трижды, дал прочитать Нике, по её совету ослабил ядовитость пары фраз, залез в Интернет, открыл почту, и… И там лежала записка от Ленки. Что она собралась-таки сходить на выставку, завтра там будет, что она хочет туда отвезти свою единственную близкую подругу, которая из Питера, но сейчас у неё в гостях… И хочет попросить, чтобы меня там не было.

Хорошо. Раз так — с письмом подождём. Если она собирается подруге показать — ещё лучше. Есть шанс, что она с подругой, не ограничившись показом, ещё и поговорит и даже посоветуется… Хотя — откуда у неё питерские подруги, да ещё лучшие? Сроду не было. Да и в Питер за последние немало лет она только пару раз с Мишей к его родственникам ездила. Значит — из его круга? Или? Да и вообще питерский народ — странный. Как и сам город. Город, в котором что ни улица, то проспект, а что ни подъезд, то парадное. Не люблю Питер. Ладно, увидим. Сейчас же — надо отменять обе запланированные на выставке сегодняшние встречи.

Оказавшись на выставке через пару дней я, конечно, не удержался от того, чтобы опросить бабушек-хранительниц, одна из которых всегда находится в зале. Бабушки — народ наблюдательный. А меня очень интересовало, была ли Ленка, на что была похожа, долго ли бродила, с подружкой ли — был ли у них трёп или молчали, пошли ли они потом на выход или же в кафе, продолжать разговор… Ленку бабушки не заметили, хотя обе, когда я им фотографии, на стенках висящие, показал, начали клясться, что заметили бы обязательно. Гм. Обдумывая, что бы это значило, я механически полез пролистать гостевую книгу за последние дни. Ленкина запись там оказалась. Как ни странно. Вот уж не ожидал. Хм. Книгу — отложил. Начал расспрашивать бабушек тщательнее. Заметил систему. Похоже, что они обращали внимание на одиночных посетителей только если те вели себя очень уж неадекватно или выделялись особо экзотической внешностью. А вот тех, кто вдвоём, замечали всех. А если двое разговаривали — то и в мельчайших деталях. Понятно. Значит, подружки не было, подружка предлогом была. Взял книгу опять. Бабушки продолжали свой рассказ. Вдруг в их описаниях проскочило нечто знакомое. Ну-ка, ну-ка, а вот такие жесты были? Были. Ясно. Сашка со своим новым кавалером. Вот сюрприз так сюрприз! Так, а это что такое? Абсолютно бессмысленная запись с основательно поносной руганью… Неужели? А вот такого-то — не было часом? Был… Перед самым закрытием, собственно — последний посетитель в тот день. Минут через пятнадцать после предпоследнего. Один был. Быстро пробежался, а потом черкнул что-то в книге, мы пока не прочли.