О Викторе Некрасове

В эмиграции Виктором Платоновичем была написана небольшая вещь под названием «Праздник, который всегда и со мной». Я читал ее в одном из кафе на «Пляс Кеннеди», совсем рядом с домом, где жил писатель, и которое он называл своим «утренним кафе», а потому читал не только с каким-то особым чувством причастности к месту, где сиживал автор «Окопов», но и в какой-то мере и с теми чувствами, которыми проникнута эта вещь, — печали и одиночества, потому что слово «праздник» в его названии не соответствовал общему настроению произведения.

Я сидел, пил пиво, закусывая круассаном, и листал страницы… В кафе было всё так, как описывал Виктор Некрасов: и ловко орудующий за стойкой хозяин кафе, бывший борец, и несколько маленьких столиков, и бесконечные «мерси, месье», которыми обменивались между собой хозяин и посетители, и мигающие огнями «дьявольские машины», как назвал Виктор Платонович игровые автоматы… Я читал этот «Праздник, который всегда и со мной», и это было словно бы продолжением нашего разговора 83-го года, в котором он рассказывал мне о Париже, о его достопримечательностях, о его быте, о его людях, но в каждом слове этого воображаемого разговора я ощущал его неизбывную тоску по России. Вот несколько строк из этой вещи: «…Продолжаю пить кофе с круассаном. Чувствую на себе косые взгляды соотечественников. Расселся, мол, в своем парижском кафе, кофеек попивает, да еще с круассаном, а тут не то что круассана не достанешь, а… Вот недавно приехал человек из Рыбинска, рассказывает, что… Тут я начинаю краснеть, живу в Париже в силу сложившихся обстоятельств, и если уж проводить параллель, то житель Рыбинска может в любой момент поехать в Москву, хоть за продуктами, хоть за чем-нибудь другим, а я — нет!..»

Чувствуете, сколько непроходимой боли и горечи в этом «Вот так-то…». Невозможность возвращения — вот неизбывная боль всей нашей эмиграции — и первой, и второй, и третьей волн, — какое не испытывают эмигранты из других стран, для которых всегда возможно возвращение домой, навсегда ли, на время ли… А для наших — никогда! Даже на день, даже на час… И, описывая праздничный Париж с его сотнями кафе и ресторанов, магазинов, музеев, короче, весь этот «праздник», В. Некрасов никак не может забыть, что живет он здесь не по своей воле, что он изгнанник

, что ему заказана дорога назад, в Россию, в любимые им Киев, Москву, Ленинград… А потому не увидел я «праздника» в душе Виктора Платоновича, хоть и назвал он эту вещь «Праздник, который всегда и со мной…».

…В Париж в этом году я попал 9 мая, в День Победы, который был так мучителен для В. Некрасова, и попросил встречавшего меня на вокзале Виктора Кондырева отвезти меня сразу же на кладбище Сен-Женевьев-де-Буа, чтобы в этот святой для нас обоих день побыть вместе. Я долго стоял у могилы Виктора Платоновича, вспоминая нашу встречу в 83-м, когда мы не успели сказать друг другу всего того, что было нужно, так как встречи происходили урывками, были короткими…

И вдова писателя, и Виктор Кондырев рассказывали мне, как жадно читал В. Некрасов советские газеты и журналы, как радовался тому, что «тронулся лед» в стране, что начались так ожидаемые всеми нами перемены в жизни нашего общества, и как разгоралась в его душе всё больше и больше надежда на то, что вот-вот вернутся его книги в Россию, а может, вскоре и он сам сможет пройтись по любимому и родному Крещатику и побывать на могиле своей матери… Увы, не хватило всего двух лет жизни. И как это горько для всех нас. Опоздали мы, опоздала страна, но… не опоздала смерть. И как нестерпимо больно, что мы так и не смогли сказать: «Здравствуйте, Виктор Платонович, с возвращением вас на родину, домой».

Москва, 1989.

Коржавин Наум

А тройка мчится…