Злейшим врагом короля Хродгара был Фрода, король Хетобардов. Еще в странной истории дочери Хродгара Фревару мы слышим отголоски сказки, необычной для северных героических легенд: сын врага ее дома - Ингельд, сын Фроды - влюбился в нее и женился на ней, вызвав тем самым множество бедствий. Это чрезвычайно интересно и значительно. В основании этой древней кровной вражды просвечивает фигура бога, которого скандинавы зовут Фреем (Господом) или Ингви-фреем, а англы Ингом (в древней Северной мифологии и религии бог плодородия и зерна). Вражда королевских домов связана со священными местами культа этой религии. Ингельд и Фрода - в самих именах слышна связь с этой враждой. Фревару расшифровывается как "защита Господа". Другой важный момент из историй о Фрее (история рассказана гораздо позже, на староисландском) - история, где он влюбился издали в Гердру, дочь великана Гимира, врага богов, а позже женился на ней. Разве это доказывает, что любовь Ингельда и Фревару, да и сами они - "просто миф"? Я думаю, что нет. История часто похожа на "миф", потому что оба эти понятия в конечном счете состоят из одного и того же вещества. Допустим, что Ингельда и Фревару никогда не было на свете, а если они и существовали, то они никогда не любили друг друга, значит, свою сказку они заимствовали от мужчины и женщины, чьих имен не сохранила история, или, сказать точнее, попали в их сказку. Их кинули в Котел, где много вещей, обладающих великой силой, кипит столетиями на медленном огне, одна из которых Любовь-С-Первого-Взгляда. Тоже самое происходит и с богами. Если бы юноша не влюбился в случайно встреченную незнакомую девушку и далее не обнаружил бы старую вражду родов, вставшую между ними и их любовью, тогда и бог Фрей с трона Одина никогда бы не разглядел и не полюбил Гердру, дочь великана. Говоря о Котле, не стоит забывать о Поварах. В Котле много всякой всячины, и нельзя сказать, что Повара черпают ковшом наугад. Их выбор важен. В конце концов боги есть боги, и это вопрос деталей, что именно сказки говорят о них. Так что мы можем допустить, что вероятнее всего сказка будет рассказывать о любви сына исторического короля, а это событие, естественно, произойдет в исторически существовавшей королевской семье, обычаи которой похожи на обычаи семей Золотого Фрея и Ванира, скорее, чем на обычаи Одина-Варвара, Чародея, кормящего ненасытное воронье, Повелителя Убитых. Неудивительно, что заговаривать означает и рассказывать сказку, и наводить чары на живых людей.
Но когда мы закончили наши исследования - собирание и сравнивание сказок из множества мест, это можно сделать, объяснили повторяющиеся элементы, встречающиеся в разных волшебных сказках (мачехи, заколдованные быки и медведи, ведьмы-людоедки, запреты на имена и так далее) как остатки древних ритуалов, некогда совершавшихся в повседневной жизни, или верований, бывших некогда именно верованиями, а не "фантазиями", - остается еще один момент, о котором часто забывают: и сейчас сказки производят свое воздействие всеми входящими в них элементами, такими как они есть.
Во-первых, они стары, и их древность привлекательна сама по себе. Красота и ужас "Можжевелового дерева" с его изысканным трагическим началом, отвратительным людоедским варевом, ужасными костями, сверкающим мстительным духом-птицей, возникающим из тумана, который поднимается от дерева - все это осталось со мной с детства, и тем не менее главный дух этой сказки всегда связывается не с красотой и ужасом, но с расстоянием и бездной во времени, неизмеримой даже двумя тысячами лет. Без костей и тушеной человечины, от которой детей часто оберегают, читая им смягченную версию Братьев Гримм - это видение многое теряет. Я не помню, что когда-либо был травмирован ужасом из окружения волшебных сказок, из каких бы мрачных верований и обрядов древности они ни пришли. Сейчас такие сказки имеют мифический или общий (неанализируемый) эффект, абсолютно никак не относящийся к поискам Сравнительной Фольклористики, который она не сможет ни испортить, ни объяснить; они открывают дверь в Другие Времена, и если мы проходим через нее, лишь на мгновение оказываемся по ту сторону двери, вне нашего собственного времени, вне Времени вообще, может быть.