О Всеволоде Иванове

Сейчас уже трудно восстановить, чем было вызвано настроение, в котором была сделана эта шутливая, но невеселая надпись. Думаю, что основная причина коренилась в длительном несоответствии между количеством сжигаемого в реакторе горючего и тем, что в технике называется КПД - коэффициентом полезного действия. Не в характере В.В. было возлагать ответственность за свое душевное неблагополучие на других людей или обстоятельства, винил он чаще всего себя, отчего, как известно, не становится легче.

Существуют люди, которым ничего не стоит быть сдержанными, поскольку им, если разобраться, нечего сдерживать. Сдержанность В.В. восхищала меня прежде всего потому, что за нею всегда угадывался сильный и страстный характер. Сдержан он был во всем: в разговорах о себе и о своей работе, в отношениях с людьми. Людей, которые ему были неприятны, он сторонился, и нужно было уж очень расстараться, чтоб вызвать его на резкость. Но и в изъявлениях приязни он был также сдержан, ласкательных слов, комплиментов и пышных тостов не произносил, превосходных степеней не употреблял, интимностей и фамильярностей не терпел, его доброе отношение проявлялось не в словах, а прежде всего во внимании. В отличие от довольно распространенной породы людей, бурно радующихся при встрече с тобой и немедленно все забывающих, как только ты вышел за дверь, В.В. встречал даже тех, кого давно не видел, так, как будто расстался с ними только вчера. Но ничего не забывал. Я неоднократно имел случай на собственном опыте убедиться в его внимании. Он никогда не упускал случая сообщить мне то, что, по его мнению, могло меня интересовать. В трудные для меня периоды, когда особенно отчетлива грань между поведением друзей и так называемых "светских" знакомых, внимание В.В. не только не ослабевало, но становилось активнее, он беспокоился, если я пропадал, а во время моей тяжелой болезни Ивановы навещали меня в больнице и дома и всегда были готовы прийти на помощь. Но, пожалуй, самым памятным проявлением внимания В.В. для меня останется следующий эпизод.

Летом 1962 года я переживал тяжелый кризис. Многолетняя работа над романом зашла в тупик, я устал, изверился в себе, все написанное вызывало у меня отвращение, попытки переписывать заново ни к чему не вели, я не улучшал, а портил. Настроение у меня в связи с этим было не из важных. Не могу понять, каким образом В.В. дознался до того, что меня гложет. В одну из наших встреч (летом мы виделись часто) он без всяких околичностей спросил:

- Когда будем читать роман?

Я опешил:

- Роман? Как это - читать роман? Он же не кончен.

- Знаю, что не кончен. В следующий раз принесите несколько глав по собственному выбору и прочтите. А мы послушаем.

Неделю я отлынивал, но ничего не вышло - пришлось читать. Я отобрал две главы, казавшиеся мне наиболее подходящими, и пришел к Ивановым, рассчитывая прочесть какую-нибудь одну. Увидев в моих руках папку, В.В. позвал Тамару Владимировну и скомандовал: "Читайте!"

Я прочел ту, что была поменьше. Читал минут сорок. В.В. слушал внимательно. Когда я дочитал последнюю страницу, он кивнул головой:

- Так. Дальше.

Тон был решительный, и я не стал отнекиваться.

- Больше нету? - осведомился В.В., когда я, совершенно выдохшийся, закончил чтение. - Что ж так мало захватили? В следующий раз приносите побольше.

Затем говорили о прочитанном. В.В. не хвалил, не критиковал и не давал советов, а только расспрашивал настойчиво и заинтересованно, так расспрашивают человека, видевшего фильм, который еще не скоро появится на экране. В заключение спросил самым деловитым тоном:

- Ну, хорошо, когда читаем дальше? На будущей неделе - условились?

Больше я не читал. И не потому, что не поверил в искренность слов В.В., - он несколько раз напоминал мне о своем предложении, - просто в этом уже не было нужды. Толчок был дан, мертвая точка пройдена, я сел переписывать роман, и мне уже не хотелось показывать В.В. то, что для меня самого было уже вчерашним днем.