О Всеволоде Иванове

Праздник удался на славу, съехалось множество старых соратников, прежде чем сесть за пиршественные столы, корсары соревновались в силе и ловкости, боролись и лазали наперегонки на мачты. Наконец, наступила очередь гульгульмина. По знаку атамана мастер сдернул парусину, прикрывавшую гульгульмин, и все увидели удлиненной формы снаряд, состоящий из дощечек со множеством дырочек, в нижнюю, заостренную часть снаряда был залит для тяжести свинец. Это и был гульгульмин.

Мастер подал знак, четыре матроса подняли гульгульмин и, раскачав, бросили за борт. Снаряд тут же затонул, но, утопая, он издал необыкновенной красоты музыкальное бульканье, похожее на слово "гульгульмин" или даже "гульгульгульгульгульмин".

- Как! И это все?

Наступило недоуменное молчание, сменившееся взрывом ярости, и только потому, что над головой человека, который умел делать гульгульмин, было занесено одновременно три десятка кривых сабель, его не зарубили сразу. Но, наверно, зарубили бы, если б не нашелся один старый и умный корсар, который сказал: "Остановитесь, друзья, мы ничего не выиграем, если убьем этого человека. С тех пор как он с нами, нам всегда сопутствует удача, мы реже ссоримся между собой и реже предаемся бессмысленному буйству. Нам будет скучно без его песен и рассказов. Короче говоря, он нам нужен. Пусть его сидит под мачтой и делает свой гульгульмин".

И странного человека пощадили. И не только пощадили, но разрешили делать гульгульмин, и со временем многие стали думать, что гульгульмин в самом деле для чего-то нужен людям...

Прелесть всякой хорошей сказки в том, что она допускает самое широкое толкование. Этим-то сказка и отличается от притчи, которая всегда однозначна. Для меня не будет большой неожиданностью, если найдется человек, который скажет, что рассказанная В.В. сказочка сочинена специально для защиты абстрактного искусства или еще что-нибудь в таком же духе. Но я так не думаю. Наоборот, мне кажется, что сказочка Пикассо в интерпретации Иванова говорит о чем-то большем, чем место художника в человеческом обществе. Мне думается, что эта сказка о том, что такое талант и поиск. И запомнилась она мне потому, что в герое рассказа я увидел много общего с рассказчиком.

Болезнь, более свирепая, чем корсары, не пощадила Всеволода Иванова. Те, кто был на его похоронах, помнят, как больно отозвалась его смерть в душах людей. Я должен был говорить у открытой могилы - и отказался, не смог. По написанному не хотелось, а иначе - не отважился. Недавно, перебирая ящики письменного стола, я нашел набросок своей непроизнесенной речи, всего несколько абзацев. Ими я и закончу.

Большой писатель не только автор книг. Он еще и друг, советчик, судья, заступник, нравственный образец. Нельзя быть большим писателем и маленьким человеком. Большой писатель узнается по тому излучению, которое присуще крупной человеческой личности, оно пронизывает не только книги писателя, но и все, что с ним соприкасается. Известны случаи, когда ситуация или мода возносила на вершины славы людей второстепенных, но не было случая, чтоб удавалось подделать нравственный авторитет.

Влияние личности Всеволода Иванова было огромно, оно не зависело от его официального места в писательской иерархии. Иванов был не из тех людей, которых красит место, наоборот, его имя украшало любое место и любое начинание. Он не стремился к власти, но если уж он соглашался брать в свои руки людские судьбы, то все знали, что нет рук более чистых и более бережных, чем руки Всеволода. Гуманизм, интернационализм, демократизм были для него не религиозными догматами, а органическими свойствами натуры. Непреклонный в своих убеждениях, он был добр, как бывают добры только очень сильные люди.

Всеволод Иванов был человеком богатырского здоровья - физического и духовного, человеком могучей жизненности, такие люди рассчитаны на долгую жизнь. Тем трагичнее для нас его гибель. Ошеломленные ударом, мы еще не до конца сознаем всю невозместимость нашей потери. Трудно говорить "он был" о человеке, который еще как живой стоит перед нашими глазами, и невыносимо говорить "я любил его", когда хочется сказать "люблю".

1966