Оазис человечности. Часть2. Власть фортуны

– Знаешь, отец: в сенате хватает отъявленных негодяев и мерзавцев, которым самое место в глубинах подземелья, где они б осознали ценность человеческой жизни, ужаснувшись от того страха, что живет в их душе, не показываясь до поры. Но есть в нем и люди, что одной только своей самоотверженностью стоят выше всяких похвал, что своей нравственностью заслуживают памяти в потомках, и их имена будут греметь веками. Одного такого сенатора я точно знаю!

Аврора рассмеялась своим звонким смехом и обняла отца, возложа свою голову на его крепкие плечи. Она не увидела улыбку, что тронула краешки его губ в печальной торжественности, не видела заблестевших глаз, в которых какая-то боль сорвала с них едва различимую каплю, соскользнувшую на ткань тоги.

– Что ж, я побежала, отец. Не расстраивайся: все у тебя выйдет наилучшим образом, – она отпрянула от него, и, получив разрешение идти, выскользнула из помещения.

Когда дверь закрылась за ней, протяжно взвизгнув, и ее шаги стали все глуше и глуше, в отдалении напоминая чем-то ропот морских волн, Валерий тихо и уныло произнес, обращаясь к самому себе:

– Ничего не остается, кроме как еще раз повторить сакраментальное: сенат – чудовище, хотя сенаторы – люди достойные.

Валерий посмотрел на горы книг, заваливших его покои, на трогательное полотно, где какой-то сенатор времен республики смиренно простерся ниц перед народом, выказывая ему уважение и давая клятву вечно служить ему одному. Потом бросил взгляд на свои здоровые руки, на тогу, разрисованную блистающим пурпуром, что давала любому узнать его сенаторское достоинство, и совсем уж неслышно добавил:

– Но чудовища не рождаются на свет из ничего, значит, и они сами – тоже чудовища, внося по крупицам, кто больше, кто меньше, свои чудовищные частички души, не в силах насытить ненасытное брюхо деяниями зла. Люди достойные. Достойные той кары, что их ждет…

Аврора выпорхнула из дома, подобно чуду, подобно ожившей зимой бабочке, что казалось невероятным, но мало отличалось от правды: складки ее одежды, как зеленые крылышки воздушных существ, реяли в воздухе, подбрасываемые туда озорными ветрами. Ее полет был грациозен и непредсказуем: если она и меняла направление своего движения, то делала это так легко и так естественно, что, усомнившись в ее человеческой природе, можно было запросто поверить в ее родство с лесными феями или дриадами.

Она была великолепна. Повсюду, где бы ни пробегала ее легкая ножка, ее провожали восхищенные взгляды мужчин. Сама Венера, верилось, вдохнула в нее свой божественный дух, дав ей пылающие алым пламенем страсти юные щеки, женственные и манящие губы, выразительные и пронзительные глаза, наделенные властью править миром, с их небесным оттенком и глубокими переливами, так что иногда казалось, будто они изменили не только свое выражение, но и свой цвет. Ее нежный подбородок был идеально правильной формы, плавными линиями ничем не уступая солнечному ореолу. Лоб, не высокий и не низкий, не был покрыт ни одним свидетельством страстей и выраженных эмоций: он был гладок, как морская поверхность в полной тиши, когда ни одна ее черточка не шелохнется, не дрогнет от усмирившейся стихии. Волосы же ее, стройными рядами ниспадавшие на кайму туники, в сумерках вечера отливали пылающей зарей. Они и походили на танцующие языки пламени, по воле ветров изгибаясь в соблазнительном танце, бросаясь в стороны, подобно разъяренному льву, царственно и бесстрашно. Воплощение самой красоты, Аврора порхала в лучах заходящего светила.

День подходил к концу, и отмерив свой бег положенными шагами, намеревался уйти на заслуженный отдых и отдать бразды правления быстро надвигающейся ночи. Дева совсем не торопилась, хотя назначенный час свидания давно миновал, но разве истинно любящий может не дождаться своей возлюбленной, хотя бы и пришлось прождать несколько лишних часов?

«А красота, – рассуждала Аврора сама с собой, – на то и создана, чтобы никуда не торопиться. В суету легко впасть, а вот выбраться потом из нее… Красота, как хрупкий цветок: если нести ее слишком быстро – она растреплется, и легкие тонкие лепесточки мигом унесет буйный ветер».

Вскоре, когда лучи заходящего солнца стали из ярко-алых бледными с розовым оттенком, Аврора достигла цели своей прогулки – базилики, у входа в которую была условлена встреча. Базилика8 по форме своей напоминала удлиненный прямоугольник. Массивный цилиндрический свод опирался на боковые стены, так что свет вовнутрь проникал только с торцевых сторон. Из-за того все внутреннее пространство, разделенное колоннадами на протяженные нефы, было укрыто туманной непрозрачной дымкой. И разглядеть там кого-то в этой вечерний час было сложно, хотя когда Аврора подошла ко входу, и блеклые лучи светили прямо из-за ее спины, то она поняла – базилика безлюдна: ни единый шорох не был слышен, ни единого мелькания теней нельзя было заметить.