Об истинном и ложном благе

Простерт Галез престарелый[56]В миг, когда вышел вперед он, чтобы стать посредником мира.

(5) С другой стороны, ты сам назвал многих, которых сделали, как ты сказал, несчастными добродетели. Но разве ты не знаешь, что существует общее мнение всех философов (не только тех, кто говорит, что Бог ничего сам не делает, ничего не требует от других, но и тех, которые полагают, что он всегда чем-то занят, что-то создает), что Бог ни на кого не гневается и никому не вредит? Ведь природа то же самое, что Бог, или почти то же самое, как утверждает Овидий:

Бог и природы почин раздору конец положили[57].

Возьмем кое-что и у твоего Сенеки, стоика и мужчины; он говорит: „Бессмертные боги не хотят вредить и не могут“[58]. Как ты говоришь: природа гневается на злых людей? В чем провинились животные, в чем птицы и рыбы провинились? Их положение не лучше, чем наше, как ты полагаешь, но они гораздо несчастнее. (6) Поверь мне: природа не гневается и не создавала она против нас яд змей, вредоносные влаги, свирепых животных. Если правильно поймешь, эти вещи скорее созданы для нашего блага, поскольку от них получают больше пользы, чем вреда. Чем, в самом деле, была бы медицина, если бы не было трав, если бы не было семян, если бы не было живых существ, если бы даже самих змей не было? Я бы сказал, сколько целительных снадобий изготавливают из них, если бы не знал, что тебе известны книги медиков как на греческом, так и на латинском языке, и если бы здесь не присутствовал глава медиков, перед которым говорить о медицине было бы не менее бесстыдно, чем жестикулировать в присутствии Росция[59] или рассуждать о военном деле перед Ганнибалом[60]. В таком случае от него ты можешь разузнать, как много пользы медицина получает от тех самых вещей, которые ты винишь. (7) Но иногда [скажешь ты] они приносят вред и убивают человека. Вижу, отчего ты скорбишь, разумеется, оттого, что не рожден бессмертным, будто тебе сама [природа?] что-то должна. Почему? Если она не может предоставить большего, так как даже родители не могут всего предусмотреть для детей, [неужели] ты не будешь питать благодарности за то, что получил? – Но я не хотел бы подвергаться этим каждодневным опасностям со стороны оружия, от укусов, [ядовитых] влаг, заразы. – Кто в таком состоянии, тот бессмертен и наравне с самой природой и Богом, чего ни требовать нам не следует, ни по природе невозможно. Но оставим эти вещи, что говорить нелепо, и ты, возможно, [их] и не говорил. Так что же говоришь ты? Притом много [говоришь], но особенно там, где ты желаешь вызвать слезы, кто мог бы удержаться от смеха? Когда с таким жалким трепетом ты боишься ветров, ливней, холода и обычно цепенеешь от страха при ударе грома, словно слышал от какого-то математика или халдея, что будешь сожжен, как Туллий Гостилий, молнией[61]. (8) Так вот, если будешь слушать меня, я не перестану оказывать тебе услуги. Ты поплывешь в Египет, где тот страх никогда не сможет тебя поразить, где редкие ветры, нет никаких ливней, никаких молний, где погода всегда очень спокойная и очень мягкая. Но, думаю, ты бы сделал [это], [при условии], если бы тот народ жил согласно не учению Аристиппа, а Хрисиппа[62]

. А теперь шутки в сторону! Молнии созданы для [наказания] злых; а ты, Катон, больше, чем Каталина, трепещешь[63], когда они попыхивают. Что иное это означает, если не признание, что они возникают случайно? Как свидетельствует Лукреций:

…и чтоб ясное небогрома ударами бить, и чтобмолньи метать, и свои жехрамы порой разносить, и, в пустынях сокрывшись, оттуда

Стрелы свирепо пускать, и, минуя нередко виновных,Часто людей поражать, не достойных того и невинны[64]

Этот поэт для тебя, возможно, имеет меньшую веру, поскольку он наш; но Лукан, наверняка из ваших, говорит:

Ибо нам рабство – позор! Богов-покровителей вовсеНету нас, случай слепой у нас похищает столетья,

Мы же – мы мним, что Юпитер царит. Неужто держащийМолнии – станет с небес созерцать фессалийскую бойню?Что ж он, Фолою громить или Эту громить он огнямибудет? Родопский ли лес неповинный и сосны Миманта, –Цезаря Кассию дав поразить? Ведь звезды ФиестуДнем он явил и облек неожиданным сумраком Аргос[65].