Обед за один доллар

— Наш лейтенант, он звание это еще в войну получил, — припомнил Юсси, рассказывал, как осенью тысяча девятьсот сорок четвертого его командир, бывший капитан запаса, строитель, демобилизовался из Лапландии, с самого севера. До дому ему нужно было поездом ехать двое суток. А лейтенант сопровождал его. Так он рассказывал, что они всю дорогу простояли в тамбуре, поскольку сесть было негде, даже на полу не было свободного места. Лейтенант, правда, утверждал, что тамбур — самое лучшее место в поезде, во-первых, там всегда свежий воздух, снаружи тянет, а во-вторых, легче протиснуться в туалет. Капитан этот был женат, как-то съездил в отпуск домой и женился. Жена родила ему сына, и родственники отложили крестины до возвращения отца. Капитан не успел еще сына своего повидать, он родился за два месяца до демобилизации. Всю дорогу капитан с лейтенантом думали и гадали, как наречь ребенка, какое имя придумать в послевоенной ситуации. А когда прибыли в Хельсинки и, радостные, поспешили к зданию вокзала, в дверях их встретили десять молодчиков. У капитана, естественно, обе руки были заняты, на крестины все-таки ехал. Он толкнул дверь. Толкнул, хотя они стояли сразу за дверью и вид их не предвещал ничего хорошего. Но капитан подумал: черт возьми, в общественную-то дверь каждый имеет право войти. Войти-то он вошел, но был встречен дикими воплями: «Солдафон проклятый! До каких пор офицеры будут командовать?! Надоело!» Они измолотили его до смерти тут же, у самой двери. А полиция стояла рядом и смотрела. Это не выдумка, это быль. Теперь они хотят, чтобы такое снова повторилось, в наши дни.

— Расскажи эту историю Мартти, когда он опять заведет свою проповедь, вставила Пиркко. — Только он все равно не поверит.

— Как бы научиться хитро жить, внушить себе, что меня это не касается?! Дудки, это касается каждого из нас!

Юсси подъехал к тротуару и остановился в том месте, где выступала скала. Отсюда виднелась часть дома и белая труба теплоцентрали. Над трубой вился дымок. События, связанные с матерью, на время как бы отодвинулись на второй план. Казалось, с утра прошло уже много-много времени.

— Нас, наверное, давно ждут, — сказала Пиркко. — Давай пройдем этой дорогой, как всегда.

3

В гостиной их встретила Синикка.

— Отец приехал! — крикнула она детям, игравшим в комнатах второго этажа.

— Пусть пока побудут там, не зови их, — сказал Юсси.

— А что случилось? Как мама? — сразу заволновалась Синикка.

— Диагноз подтвердился.

Лицо Синикки при этих словах как-то жалобно скривилось, точно она пыталась улыбнуться, но вместо этого заплакала. Пиркко громыхала посудой на кухне. Дверь гостиной была распахнута, она выходила во двор, в центре которого стоял круглый щелястый стол и несколько шезлонгов. На шезлонгах лежали белые поролоновые подушки с красной аппликацией. В саду благоухала свежескошенная трава, ее разложили вокруг декоративных кустов, чтобы просушить на солнце. Тонкий нежный аромат витал в гостиной и в комнатах.

— Кофе пить будете? — спросила, появляясь из кухни, Пиркко.

— Ой, какой кошмар, Пиркко, — в ответ вздохнула Синикка.

В гостиную из своего кабинета вышел Мартти, писатель. На первом этаже размещались лишь его кабинет, большая, замысловатой формы, гостиная и кухня, устроенная в нише. Мартти был в рубашке с короткими рукавами и в шортах. Остальные домочадцы одевались гораздо приличнее, чем он.

— Я вам искренне сочувствую, — неловко буркнул Мартти, прошел в сад и закурил. Выкурив сигарету, Мартти подошел поближе и прислонился к дверному косяку: ему хотелось сказать что-нибудь утешительное.

— Ужасно все это, но от судьбы никуда не денешься, — вместо этого сказал он.

— Слушай, позвонил бы ты лучше Олави, — перебила его Синикка.

Мартти поговорил с Олави. Выяснилось, что тот сам звонил в больницу и был в курсе дела.

— Как мама себя чувствует?

— Мы ее еще не видели, только цветы отправили. Вечером пойдем повидаться.

Мартти сидел в саду в шезлонге. К нему подошла Синикка.

— Какое горе! — вздохнула она. — Мама всегда жалела нас и плакала, когда кто-нибудь заболевал, а теперь мы ничем не можем ей помочь.

— Что же делать, болезнь есть болезнь. Давай условимся, что это болезнь и не более, не будем думать о худшем.

Тишину залива спугнула моторная лодка, она стремительно пронеслась в сторону канала.

— Возьмем канал. Протяженность его всего триста метров, но и на него распространяются морские законы, — разглагольствовал Мартти. — Скорость движения ограничена. Морской патруль подстерегает и штрафует лихачей. Это своего рода западня. Заливчик-то небольшой, но моторок тут хватает.

Издалека послышался протяжный гудок — это, верно, сигналила встречная моторка, входившая в канал через противоположный шлюз.

— Ты не сможешь меня поднять, а Кристина сможет, — дразнил кого-то младший сын Мартти и Пиркко. Кристина, миловидная девочка, была старшей дочерью Юсси и Синикки. Малышу нравилась Кристина, и он хотел, чтобы она взяла его на руки.

— У вас красивый сад, — похвалила Синикка.

— Ты гораздо красивее, — пошутил Мартти.

— Не лги.