Обелиск на меридиане

Поначалу Бережной с командой ни в затон, ни на завод не ходил: охая и постанывая, поплелся в медчасть, и врач дал ему освобождение на трое суток. Но трое суток прошли, как Борис ни кособочился, а врача не разжалобил.

В затоне старшина определил его на работы полегче, красить надстройки.

Вечером в казарме Бережной полеживал, бренчал на гитаре:

Встретились радостно губы,Дрогнула правая бровь,У ка-андукторши ЛюбыВзметнулась на сердце любовь…

Оборвал струнный перебор:

— Эх, скучная житуха… — предложил Алексею: — В картишки перебросимся?

— Не знаю… — отозвался Арефьев.

Борис снова склонил голову на бок:

Жених ее — шкет не фартовый,Не шпана с Обводки шальной.Жених — вагоновожатыйС маршрута номер восьмой!..

— Давай на интерес, хоть в дурака.

— В дурака можно, — осторожно согласился Алексей.

Сосед достал замусоленные карты. Сдал.

В первый раз Арефьев выиграл. Повезло и во второй.

— А хошь — на деньги? Ставить два гривенника, выиграешь, получишь полтинник.

Предложение было заманчивым.

— Давай… Попробую.

Выиграл рубль. Повеселел.

— Дурак — что за игра? Как кота тянуть за хвост. Скучища… Хошь, обучу горячей игре? В очко. Двадцать одно. На интерес.

Алексей не возражал. Игра оказалась совсем легкой, только успевай считать. И снова напарник посулил:

— Попробуем на монету? За твой полтинник ставлю целковый.

«Чего не попробовать? Рубль-то уже выиграл. Лишние не валяются…»

Снова везло, да еще как: несколько минут, а в кулаке уже червонец, почитай, задарма!.. Арефьев воодушевился:

— А когда я рупь поставлю?

— Раздеть меня хочешь, по миру голым пустить? — заколебался Бережной. — А! Была, не была, ставлю трояк! Только уговор: играем не меньше десяти конов. Заметано?

Чего отказываться, когда привалило счастье?.. Но не успел Алексей опомниться, как червонец растаял в его руке, только горстка медяков осталась.

— Давай еще!

— Как хошь. Только теперь на равных, обучил на свою голову. На десять конов?

Он перетасовал и начал сдавать карты.

К последнему кону весь заветный арефьевский узелок из-под матраца оказался выпотрошенным.

— Мерси, — небрежно сгреб бумажки Бережной и снова потянулся к гитаре. — Скукота… Мерзавчик бы зараз, стаканчики граненые…

Повел по струнам:

Сухой бы я корочкой пита-алась,Холодну водичку б пила…

— У тебя в тумбе шамовка, сальце?.. Могу сыграть на сальце.

Алексей распрощался и с домашним запасом. Борис же, со смаком отгрызая Нюткину колбасу, одобрил:

— Живет деревня! У нас в Питере чайная колбаса — ешь осторожно, гляди, чтоб не залаяла и не укусила. Эх, лапоть, как ты сюда попал?

— Сам напросился, — мрачно ответил Алексей. Смерть как жалко было ему и денег, и съестного.

— И я напросился. Чтоб подальше, от фараонов… — неопределенно сказал сосед. — Думал, на флоте фартовая жизнь. Смерили, взвесили, закантовали… Напрасные радужные надежды. Тут нашивочки не нахватаешь, осечка.

Еще побренчал — и неожиданно подытожил:

— Но и здеся жить можно.

«Тебе-то можно!.. — с сердцем подумал Арефьев. — Такой фармазон нигде не пропадет…»

Набив брюхо колбасой, салом и последними ладышскими кокорками, Бережной растянулся на койке:

— Эх, на гражданку бы!.. Вот ты, деревня, как культурно проводил свою жизнь? Хороводы водил, ручейки с переплясом? Или в политфанты в красной избе играл?

Алексей промолчал. Представил: об эту пору уже начались вечерами в Ладышах посидки: девчата сняли у кого-нибудь избу, наверное, у бобылки Васихи… Натащили из домов, украдкой от матерей, ржи да пшена, пекут блины и блинцы, принесли прялки, лен. Приходят парни с балалайками, с гармонью. Озоруют, поджигают куделю, девчата хлещут их прялками. Смех, возня. А потом пойдут танцы под частушки, игра в фанты, под конец посидки — и длинные песни… И так, что ни вечер, до самой масленицы… Хотя теперь, само собой, кончено для него с посидками, забавой девиц да холостых парней, теперь он семейный мужик, каждый день и вечер у него будет забот полон рот, надо обживать семейное гнездо. Одно слово: женатый…

Он с тоской вспомнил Нюту. Но почему-то не свадьбу их, не сытную неделю в доме тещи и тестя, не отцом отремонтированную квадратную, сажень на сажень, кровать, а их ночь в жаркой риге, пахучие снопы жита.