Оберег для невидимки

— Я тебя не узнаю, кузен. — Моран на эти слова скептически скривился: кто кого не узнает, еще вопрос. Но виконту было не до гримас милорда. — Упавшая балка отшибла тебе память? Или ты, оклемавшись, вдруг понял, что ошибался, назвав эту девушку своей любимой и забрав её сердце? Морочил ей голову? Неужели эти десять дней забвения, в котором ты провалялся, изменили тебя, превратив в последнего мерзавца?

— Какое сердце? Что ты несешь? Я с ней и пары слов не обмолвился за все время. — Рихард скривился, будто у него разом заболели все зубы. — Какой любимой? — Вдруг глаза графа округлились, а брови поползли вверх. — Сколько провалялся?!

Леонард нервно хохотнул. Очевидное недоразумение между ними выглядело со стороны идиотской комедией, которую разыграли два бездарных актера. И тут, заметив в темном дверном проёме спальни отчаянно зевающую в кулачок заспанную бессу, протянул насмешливо:

— А я понять не могу: что за ахинею несусветную ты тут несешь? Про приличия. Про скандал. Да об одной ли и той же особе мы с тобой толкуем, милейший?

— Лео, что ж вы так орете? Весь дом разбудите, — неожиданно раздался тихий с хрипотцой голос за спиной Рихарда, открывшего рот для хлесткого ответа кузену.

— Нет, если ты передумал, я с удовольствием пересмотрю кандидатуру на роль госпожи Карре, — не обращая внимания на укоризненно-красноречивый взгляд девушки «я кому говорю!», продолжал ёрничать виконт, наслаждаясь вытягивающейся физиономией бывшего больного. — Аннушка, зачем он тебе такой нужен — ушибленный на всю голову?

Та моргнула непонимающе и уставилась на высокую спинку кресла, над которой виднелась только чья-то темная растрепанная макушка. До её сознания медленно доходило, что не такая уж она и неизвестная, эта макушка, а очень даже знакомая! До кома в горле, до судорожного вздоха, до жжения от слез в уголках глаз. До готового сорваться вскрика радости.

Разбуженная далеко не тихими голосами неизвестных спорщиков, что, забыв о деликатности, имели наглость устроить в гостиной пострадавшего настоящую свару, она скатилась с постели и, смаргивая сонную пелену с глаз, поспешила прекратить это вопиющее безобразие. И когда из кресла медленно, очень медленно стал подниматься хозяин темной всклокоченной шевелюры, у неё ослабли ноги. Сомневаясь в своем рассудке, оглянулась назад — постель пуста. Руки безвольно повисли вдоль тела. Она проспала его пробуждение! Не почувствовала, не услышала! И даже когда сползала с ложа, не обратила внимания, что больной отсутствует на своей половине.

Стояла с беспомощным видом, глядя, как самый любимый человек на свете, её боль и тоска последних дней, делает первый шаг в её сторону. Заметила, как его глаза вспыхнули сумасшедшей радостью, и уже не могла оторваться от них. Двигался он странно — скованно. Она успела только подумать, что у него наверняка болят мышцы после долгого лежания, как предмет её нежной любви сделал резкий рывок. Она оказалась в кольце сильных рук, прижатая к телу Рихарда. Его губы прижались к её лбу в какой-то отчаянной тоске. Ладони графа заскользили по девичьей спине вверх-вниз, то судорожно, то мягко.

— Боги, Анна, как я соскучился! Кажется, что прошла целая вечность с момента нашей разлуки. Когда ты приехала? Ты мне снилась. Это был самый долгий, тревожный и мучительный сон.

Он все говорил, говорил, а девушка слушала его низкий, срывающийся от волнения баритон, беззвучно роняя слезы счастья, пропитывая ими мягкую ткань халата.

— Ты так долго спал, — прошептала с горечью, крепко обвив его руками. — Ты бесконечно, преступно, бессовестно долго спал! — А потом её словно прорвало, и слова полились бурным бессвязным потоком: — Зачем ты встал? Ты очень рано встал! Тебе нужно лежать! Голова не кружится? Не болит? Господи, какие у тебя синяки под глазами! Чувствуешь слабость? — Отстранившись, щупала, гладила мужчину по лицу, плечам, шее, не замечая его слегка изумленного и растерянного взгляда. — Ты, наверное, голодный? Конечно, ты голодный! И горячий. Почему ты горячий? У тебя температура? — Привстала на цыпочки и, настойчиво притянув к себе его голову, коснулась лба мягкими устами. — Ваши лекари — коновалы! Не могут лечить, а все туда же, в магистры! Десять дней неизвестности! А этот лысый тебя уже похоронил, представляешь? — Бесса заплакала, вцепившись руками в лацканы его халата и уткнувшись носом в основание шеи. — Ты дышишь, супчик глотаешь, а он… а они все… все не верили! Авиценны недоделанные. Я буду жаловаться в ваш Минздрав!

В сторонке хрюкнул виконт и развел руками на пораженный взгляд Рихарда.

— Именно так. Сегодня одиннадцатый день пошел после пожара. Тебе поставили неутешительный диагноз. Ты уходил за грань, Рич. Только вот она не верила. Она единственная не сдалась, боролась и… скандалила.

— Не может быть… — тихо прошептал мужчина.

— Аннушка, наш граф сейчас в некотором… неадеквате. Ты сама расскажи ему, что случилось, а я пойду… отца обрадую. Ну и Бейла Ореста заодно, пожалуй. Вот кто больше всех возликует-то!