Вольха, между прочим, выздоровел, приходил, просил у нас прощения, просился опять в нашу команду, чтобы хоть видеть свою любимую. Боюсь, он здорово влюбился в Катю. Безнадёжно.
Мне даже жалко его стало, ведь Вольха для Кати был не больше, чем объект для сбора генетического материала. Ну, немного подлечила, всё-таки и ей ничто человеческое не чуждо. Как и желание поспать. Мы теперь спали в скафандрах, потому что могли сыграть тревогу в любой момент.
— Тоник, нам пора уходить, — сказала как-то моя жена вечером.
— Мы же договорились? Как придёт войско, отправляемся.
— Пора, мне уже пора, самое большее, неделю, и то, с потерями. Неужели всё, что мы сделали, зря, Тоник?!
— Как ты думаешь, Катя, наш домик не сожгли?
— Не знаю, Тоничек, ты же что-нибудь придумаешь? Как ты находишь двери? Я ничего не вижу, всегда иду за тобой, — я пожал плечами:
— Просто вижу проход. То в виде обычной двери, или отверстия, если вокруг ничего нет, просто вижу, куда идти.
— А ты знаешь, куда выйдешь?
— Нет. Ты же сама видела: приоткрываешь дверь, можно войти, можно вернуться, но, если вошёл, не факт, что вернёшься назад.
— Как же нам вернуться на Станцию?
— Не знаю, Катя, мне иногда кажется, что нас кто-то водит по Мирам.
— Тогда… что получается, Тоник?! Нас здесь водить могут только создатели этого заповедника! И то, что мы здесь делаем, нужно не людям, а им?! Странникам?
— Катя, не волнуйся так. Видишь, какое здесь смешение эпох? И здесь все одной крови, только разные расы.
— Что ты этим хочешь сказать?
— Надо надеяться на лучшее. Возможно, это какой-то высший разум. Катя, мы можем долго гадать, что, зачем, и почему. У нас есть цель: выйти отсюда. Что для этого нужно? Пробиться сквозь стан врага. Для этого надо предупредить Микулу, объяснить ему так, чтобы поверил нам, помог.
— Это невозможно! — простонала Катя.
— Невозможно будет, когда подойдут основные силы! Сейчас мы ещё можем пробиться! Катя, у тебя же есть дар убеждения! Как ты блестяще провела операцию в городе! — начал я уже откровенно льстить своей подружке, сам внутренне содрогаясь от воспоминаний о проведённой Катей операции.
Недаром говорится: утро вечера мудренее, утром мы подошли к Микуле, и я заявил с ходу:
— Нам надо по ту сторону врагов.
— Зачем? — удивился Микула, жутко уставший за эти дни.
— Там у нас тайный ход домой, нам надо срочно уйти, потому что, Катя беременна.
— Беременна?! — поразился Микула, — Что же вы так неосторожны?! В такое время… Впрочем, причём тут время! Почему именно туда? Возвращайтесь назад, там ещё можно проехать!
— Дядя Микула, нам надо туда! Понимаете? Даже если вы ничего не понимаете, всё равно наш дом в той стороне, и нам надо! Вопрос жизни и смерти!
— Что вы от меня хотите? — простонал Микула, — Мало того, что я потеряю двух лучших лучников, вам, небось, нужно прикрытие?
— Мы можем уйти ночью, нас не убьют, у нас непробиваемые доспехи. Мы хотим предупредить вас, чтобы вы не подумали, что мы бежим к врагу.
— О вас я даже помыслить такого не могу! Но вы мне здесь очень нужны!
— Микула, скоро подойдут основные силы врага, и нам будет не вырваться отсюда!
— Да, понимаю, что это я, старый осёл?! Когда вы собираетесь уходить? Ночью?
— Думаю, ночью все будут настороже, лучше во время битвы, пролезть в районе одного из бывших проходов для зверья. Я эти дни специально смотрела, где какое скопление врагов.
— И где это?
— Простите, это я не скажу даже Тонику-Ратибору! И ещё: наши уже близко! Можете мне поверить!
Я сначала хотел спросить, успокаивает Катя Микулу, или нет, потом вдруг понял: Катя чувствует одарённого! Действительно, пора смываться…
Мы с Катей влезли на засеку, подстрелили несколько нападающих, потом Катя переместилась в сторону, которая ближе к известному домику.
Катя сиганула вниз, я последовал за ней, приведя гравикомпенсаторы скафандра в действие. Мы, почти не оставляя следов, добежали до завала, нашли лаз, известный только Катюше. Я ничего не спрашивал, начиная понимать, что план отхода Катя разрабатывала давно.
Выбравшись с той стороны, мы, пока что никем не замеченные, потому что шла ожесточённая перестрелка с обеих сторон, скрылись в лесу.
Нас всё же обнаружили, закричали, выпустили вслед град стрел, которые не причинил нам ни малейшего вреда, а погоня увязла в глубоком снегу. Когда добежали до избушки, та горела, проход я видел в виде протуберанца.
— Бежим! — схватил я Катю за руку, и бросился в огонь.
Выбежали мы из горящей избы, зимняя одежда на нас дымилась, была вся вымазана в саже, в общем, мы мало отличались от людей, собравшихся здесь погреться и поесть. Что они ели, я сразу не понял, потому что подумал было, что попал на нашу войну, Великую Отечественную.
По дороге шла колонна танков, её сопровождала пехота. Даже отсюда было видны грязные, измождённые лица солдат.
Но, приглядевшись, увидел, что танки были необычной формы, хищные обводы, цифровой камуфляж, длинные стволы на плоских башнях.
Здесь тоже была зима, грязный закопчённый снег, грязный дым горящих изб, уходящий в низкое лиловое небо.