Обещание

— Кто сказал, что я не веселюсь? — спросила я, почувствовав, как струйка пота стекла по моему виску. Я смахнула её тыльной стороной ладони. — Мне это нравится.

Он задумчиво кивнул.

— Это хаос.

Я подняла голову и уставилась на него.

— Что ты имеешь в виду, говоря «с теми же вещами»? — он жестом указал на столешницу, заваленную невинными, полезными овощами, которые, в конце концов, принесла я. Я фыркнула и продолжила резать. — Вряд ли.

— Определённо. — Я выпрямилась, держа в руке нож.

— Ты бы использовал морковь? — недоверчиво спросила я. — Между нами?

— Ну, я мог бы. Если бы ты захотела. Стоит попробовать.

— Попробовать… если я захочу…? — я в ужасе посмотрела на овощи. — Сельдерей? И…. не брокколи.

Он усмехнулся и указал на меня своим пивом.

— Ты боишься. Это нормально.

Я замолчала.

— Я не боюсь.

— Мм. Ты выглядишь именно такой.

Я сузила глаза.

— Я просто не думаю, что сельдерей кажется удобным.

Он рассмеялся.

— У меня нет никакой близости с сельдереем. Я даже не думал о сельдерее. Выбирай, что хочешь.

Я скользнула взглядом вверх, затем с глубоким подозрением посмотрела через плечо на груду продуктов. Пыльно-коричневый корень имбиря, бледно-зелёный сельдерей, спелая красная клубника. Я принюхалась.

— Клубника. Ты, наверное, думаешь о клубнике. Как предсказуемо, — сказала я с презрением и вернулась к своей сложной работе с сельдереем.

— Я никогда не был предсказуемым, Джейн.

Я уставилась на нарезанный сельдерей. Нет, Финн не был предсказуем, даже на пять секунд. О, он был покладистым и спокойным, так что его можно было неправильно понять. Неправильно оценить его. Недооценить его. Но Финн был взрывным, и я уверена, что это происходило не только в постели.

— И…. не клубника? — я скользнула взглядом вверх. — Чем именно ты зарабатываешь на жизнь?

Он рассмеялся, долго и громко, с пивом в руке. На него упала пятичасовая тень, а тёмные волосы делали его красивым, опасным и очень манящим.

— Ты, наверное, делаешь больше, чем строишь павильоны для богатых людей. Почему я не знаю, чем ты занимаешься? — спросила я.

— Потому что ты была слишком занята оргазмами. То, что ты боишься, вполне нормально.

Я решительно положила кулак на стойку, направив нож вверх.

— Я не боюсь. — Но я почувствовала странную дрожь из-за возбуждения, как будто он сказал, что мы собираемся выпрыгнуть из самолета. — Отлично. — Я бросила быстрый взгляд на кучу еды. — Имбирь.

Он усмехнулся.

— Хороший выбор.

Моё лицо опустилось.

— Ты знаешь что-то, связанное с имбирем?

Он кивнул.

Мои колени ослабли.

— Это просто… — я замялась. Поскольку собиралась сказать «неправильно». Я должна была сказать «неправильно». Или, по крайней мере, морально несостоятельным. Но мне вдруг стало безумно любопытно. Неспокойна. Испугана. Взволнована.

Я слегка наклонилась вперёд и прошептала:

— Это вообще законно?

— Мы никому не скажем. — Его голос был дразнящим. Он перегнулся через стойку и произнёс. — Что, по-твоему, мы будем делать с имбирем?

— Использовать его на сайте «my…» — я запнулась, не выдержав его дерзости. — Во мне… — я прочистила горло. — В моей…

— Киске?

— Да, — прошептала я чопорно. Ради всего святого, я готовила цыплёнка.

Он медленно покачал головой. Я прекратила разделывать.

— Не моя…?

— Киска? — длинный, бушующий поток жара, как молот, ударил по моей плоти с такой силой, что она запульсировала.

— То есть, мы могли бы, — продолжил он, задумчиво проведя горлышком пива по подбородку. — Я не против.

— Но тогда как…? — я положила руку на столешницу, направив нож вверх, и посмотрела на него ровным взглядом. — Ты хочешь этого цыплёнка или нет?

Он окинул взглядом цыплёнка и все принадлежности к нему, от моего керамического ножа для лучшей нарезки до ярко-зелёных ароматных листьев базилика и долек помидоров, невинно расположенных в своём солёном красном соке. Его взгляд вернулся к моему.

— Конечно. Не могу дождаться, — сказал он, солгав сквозь зубы. Мы оба это знали. Я взяла нож.

— Хорошо. Это займёт около часа.

Если он и подавлял стон, я его не слышала. Это превратило его из сексуального, опасного мужчины в сексуального, опасного, хорошего мужчину, и это был поворотный момент, из которого я уже никогда не вернусь.

Мы проговорили час, который превратился в два, попивая пиво (Финн) и воду с адским количеством выжатого в неё лимона (я), пока солнце опускалось за горизонт. Я подозревала, что он опять пропустил то, что должен был сделать в тот вечер, и меня это не волновало настолько, чтобы пытаться исправить эту ошибку в общении, ожиданиях или соглашении, хотя именно этим я и занималась по долгу службы из-за своей склонности к глубокому страху, что всё выйдет из-под контроля и, возможно, будет безмерно сломано.

Потому что, возможно… возможно, всё это даже не было сломано.