Обещания богов

Гестаповец вскочил и прицелился во врага. Бивен против Штайнхоффа, в трех метрах друг от друга. Но Бивен и не собирался стрелять: он хотел взять того живым. Если все получится, то его отправка в Польшу станет лишь простой формальностью.

Но совсем рядом справа прогремело предупреждение:

— Он мой!

Бивен узнал голос Грюнвальда. Это был не рейд и даже не случайный патруль. Его соперник в гестапо установил за ним постоянную слежку, догадываясь, что бывший коллега не отступится от расследования. Получив сведения, что этот Totengräber сидит в засаде у особняка Штайнхоффа, он собрал свою команду и отследил актера до самого Тиргартена, поняв, что ему светит провести первоклассное задержание.

Раньше, чем Бивен успел отреагировать, Грюнвальд уже мчался к Штайнхоффу, успев послать пулю тому в живот. Разогнавшись, эсэсовец по инерции упал на актера. Оба мужчины покатились по траве. Бивен не мог стрелять, не рискуя попасть в Грюнвальда, — сама по себе эта перспектива его не смущала, но на нем и так повисло слишком много дерьма.

Мужчины боролись во тьме, в то время как уже подоспели другие гестаповцы, но их пугала мысль, что они могут ранить начальника. Все, что им оставалось, — это осветить сцену фонарями и наблюдать, болея за своего.

Бивен вернулся к Симону, который держался за левую руку, не переставая стонать, — раненый, весь в крови, но все пальцы вроде на месте. Бивен скинул куртку, чтобы соорудить временную повязку. В любом случае все пропало: Грюнвальд арестует Штайнхоффа, и, даже если тот при этом сдохнет, все лавры достанутся эсэсовцу и его людям.

Подняв глаза, Бивен увидел, как два противника сошлись врукопашную. Грюнвальду удалось вырваться из захвата Штайнхоффа и прицелиться — он так и не выпустил свое оружие. Штайнхофф с окровавленным животом встал на ноги. Одним движением он откинул капюшон и вцепился зубами в запястье врага.

Грюнвальд выронил свой люгер. Эсэсовцы прицелились в Штайнхоффа, оставшегося без прикрытия, и заорали: «Сдавайся!» Актер их словно не слышал. Невероятным образом он развернулся к своему треножнику и постарался сложить его. Грюнвальд подобрал ствол. Штайнхофф обернулся, и Бивен понял, что снова ошибся. Пока офицер нажимал на спуск, Штайнхофф изготовился, направив на гестаповца длинный клинок, который извлек из треножника.

Грюнвальд попал Штайнхоффу прямо в лицо. Штайнхофф пронзил Грюнвальда своим лезвием. Противники рухнули, заливаясь кровью на глазах у беспомощных гестаповцев.

Бивен, держа Симона на руках, как ребенка, понял, что таков финал этого дела, и ни ему самому, ни Краусу в этом финале места не было.

126

Минна не успела всерьез забеспокоиться. После недолгой разлуки ее встреча с любимым коньяком заняла весь вечер. Предаваясь радостям воссоединения, она не считала ни стаканчиков, ни часов и в результате просто рухнула без памяти.

Чтобы Минну разбудить, Бивену пришлось сунуть ее голову в ледяную ванну. Конечно же, он не стал бы тревожить Минну, но она была ему нужна. Из руки Симона безостановочно шла кровь, а обращаться в госпиталь нечего было и думать.

Благодаря гипотермическому шоку Минна пришла в себя с бешено трепыхающимся сердцем. Одного брошенного взгляда хватило, чтобы поставить диагноз, — впрочем, Симон и сам уже это сделал. Пуля пробила ладонь, разорвав ткани и задев пястную вену.

Все еще дрожа, но уже более-менее в форме, Минна продезинфицировала и перевязала рану. И только после этого выслушала всю историю. Курт Штайнхофф, актер-вуайерист-фотограф. Ночной балет групповушников. Гестаповский десант. Убитые. Бегство под шумок.

Когда она захотела открыть новую бутылку, для, так сказать, большей ясности сознания, Бивен просто сказал nein. И это «нет» включало в себя лечение на дому, которое он приберегал для особо строптивых. Минна с пересохшим горлом послушно отказалась от своего намерения.

Следует отчетливо понимать, что такое желание выпить у алкоголиков. Это не стремление и не склонность — скорее восстановление естественного порядка вещей. Пьяница неотделим от алкоголя в органическом смысле слова. Атомы способны устанавливать между собой нематериальные связи — попробуйте их разделить, и они все равно восстановят изначальное сцепление. С Минной дело обстояло так же. В определенном смысле, еще до того, как влить в себя утром первую порцию, она уже была алкоголем. Без этого вещества она оставалась незавершенной. Трезвость была противна ее природе. Этот магнетизм, необратимо влекущий ее к отраве, — она ощущала его, едва открыв глаза. Такова была, можно сказать, движущая сила ее сознания.

Но ее мелкие проблемы алкоголички меркли по сравнению с историей Бивена. Нацистская версия Вальпургиевой ночи в Тиргартене. О господи. Когда же это кончится? Курт Штайнхофф, убитый офицером, имя которого она уже забыла, — а ведь она столкнулась с ним в гестапо и отлично это помнила, — и он сам, убитый вервольфом студий Бабельсберга…