Объяснение в любви

Разумеется, Анхела оказалась в спальне. И уже закрывала треклятый чемодан.

— Хорошо, твоя взяла! — исступленно выкрикнул Клайв. — Выходи за меня замуж! Если для того, чтобы прекратить это безумие, нужно предложение руки и сердца… Выходи за меня замуж, слышишь?

Анхела обернулась. Лицо ее побелело как полотно… такой безжизненной белизной сверкает снег на вершинах далеких гор. А потом… хлынул дождь. Бездонные аметистовые глаза переполнились слезами, а губы беспомощно задрожали.

Потрясенный ее реакцией, Клайв застыл на месте. Молодая женщина нервно дернула заевший замочек, оттолкнула чемодан в сторону — и шагнула навстречу человеку, только что сделавшему ей предложение. Сердце его остановилось в груди, во всем теле ощущалось болезненное покалывание, точно от укусов миллионов пчел. Оказавшись с Клайвом лицом к лицу, она помедлила, не сводя с его лица жутких, расширенных, наполненных слезами глаз.

— Чтоб тебе сгореть в аду, Клайв! — глухо прошептала она, оттолкнула его в сторону — и исчезла за дверью.

На то, чтобы прийти в себя, ему потребовалось несколько секунд. К тому времени дверь в дальнем конце коридора хлопнула, в замке повернулся ключ. Оглядывая оставленный Анхелой хаос, Клайв внезапно почувствовал себя точно среди руин. Беспомощность, безнадежность…. упрямое нежелание примириться с тем, что жизнь лежит в дымящихся развалинах…

Наконец, Клайв очнулся от ступора. Осторожно переступая через валяющуюся на полу одежду, дошел до кровати. Сел, закрыл лицо руками.

Конечно, можно было бы начать все по второму кругу и погнаться за ней… но на сей раз такой вариант Клайв даже не рассматривал. Анхеле нужно поостыть, а ему — собраться с мыслями, хорошенько обдумать то, что случилось. Ведь в данный момент он — в полной растерянности.

Он-то искренне считал себя стороной, незаслуженно оскорбленной… и тут Анхела обрушила на него лавину собственных обид! Клайв тяжко вздохнул… ведь по большей части слова ее не содержали в себе ничего кроме правды!

Ее мать… При этой мысли Риджмонт стремительно вскочил на ноги, направился в кабинет, а оттуда — в комнату с картинами. Остановившись перед «Женщиной в зеркале», он жадно вглядывался в это знакомое, внезапно ставшее чужим лицо. Да, разницу трудно не заметить: ощущение такое, будто художник несколькими касаниями кисти слегка преобразил привычные черты. Изгиб бровей, линия губ, и то, как стройная шея переходит в округлые плечи… И родимое пятнышко… то, что он в ослеплении своем счел следствием небрежности! Неуловимые, едва заметные отличия; распознать их дано разве что взгляду эксперта.

А он-то почитал себя великим знатоком! Права была Анхела: он — такой же, как все, и видит лишь то, что хочет увидеть!

Ныне, глядя на страдающую женщину, запечатленную на холсте гением Бенавенте, он находил сотни и сотни отличий между нею и ее прекрасной дочерью… если, конечно, приглядеться внимательнее. Сейчас это казалось ему едва ли не святотатством. Он всегда считал Ренана Бенавенте вуайеристом от мира живописи, а теперь вот со стыдом осознал, что до сих пор вуайеризмом, по сути дела, занимался он, Клайв Риджмонт!

У него руки чесались развернуть треклятую картину к стене и навсегда о ней позабыть. Но…

Это — мать Анхелы, убито повторил про себя Клайв. Анхела любила ее всей душой. Это звучало в каждом ее слове! Развернуть картину к стене означало бы отвергнуть ту, что была дорога Анхеле так же, как ему — его собственная мать, Элис Риджмонт.

Хотя именно сейчас о матери он совершенно не желал вспоминать! Клайв с досадой скрипнул зубами.

Глядя на эту картину, Анхела вовсе не стеснялась собственной наготы! Просто… ей больно было смотреть на портрет той, кого она беззаветно любила и в итоге утратила!

И нагота тут ни при чем — ни ее собственная, ни Росауры. Очередной кусочек головоломки с легким щелчком встал на место. Ведь Анхела десять лет прожила с художником, специализировавшимся на обнаженной женской натуре! В этом жанре Ренану Бенавенте равных нет, он — талант, нет, больше того, он — гений! Так что может быть естественнее, если Анхела с детства научилась видеть и воспринимать красоту обнаженного тела, не испытывая при виде него ни смущения, ни стыда? Ведь и сам он, Клайв, смотрел на вещи точно так же… до некоторых пор!

Так когда же именно он превратился в викторианского ханжу? Это же искусство! Первоклассный шедевр! При ином раскладе он бы сейчас уже вел переговоры с художником о покупке нескольких новых картин! И не только имея в виду выгодное капиталовложение! Ему и в самом деле нравились полотна Бенавенте!

Но кто все же написал обнаженную Анхелу? — спросил себя Клайв, и сей же миг все его благие намерения рассыпались, как карточный домик. В глазах снова потемнело от гнева: теперь Клайв готов был примириться с тем, что Ренан Бенавенте писал Анхелу… Ренан, но не кто-то другой!

И как это негодяйке удалось так ловко его отвлечь, что он и не подумал задать ей самый главный, самый важный вопрос? А на заднем плане зловеще маячит Анхель Дорадо…