Храмовыи сторож переждал непогоду в лавчонке, куда он зашел купить квашеных овощей на ужин. Едва дождь приутих и немного прояснилось, он пошел обратно, осторожно ступая по размокшим тропинкам и бережно прижимая к груди миску с капустой. Дверь храма была открыта настежь. Это его удивило. Он не зашел внутрь, а только вытянул шею и заглянул. То, что он увидел, так испугало его, что он выронил миску, и она разбилась о каменные ступени. Потрясая в воздухе руками и призывая имя Будды, он бросился бежать в город. Несколько раз он падал, но, оглянувшись через плечо, снова кричал, хотя ничего уже не мог видеть. Так он добежал до города.
Весть о том, что в храме найдено тело обезглавленной женщины, распространилась мгновенно и достигла лодки актеров. Здесь давно уже беспокоились, куда девалась Сюй Сань. Когда Лэй Чжень-чжень услышал страшную весть, он решил пойти в храм посмотреть, что это за женщина.
— Конечно, это не может быть Сюй Сань, — сказал он. — С чего бы с ней случиться такому происшествию? Она женщина скромная и бедная. Врагов у нее нет, и грабить ее никто не станет. А все же схожу.
— Спектакля сегодня нет, — сказала госпожа Лэй. — Почему бы тебе не сходить, не поразмять ноги? Ты нам потом все расскажешь. Любопытно, что такие случаи бывают не только на сцене, но и в жизни.
— Я тоже хочу посмотреть! — воскликнула Юнь-ся. — Я еще никогда не видела женщины без головы.
Но умный Лю Сю-шань прикрикнул на нее:
— Я тебе запрещаю ходить. После дождя сыро, ты промочишь ноги и можешь простудиться.
Таким образом, пошли только Лэй Чжень-чжень, Гуань Хань-цин, Погу и Хэй Мянь.
Старый храм был полон любопытными, но перед широкими плечами и громоподобным голосом Лэй Чжень-чженя толпа раздалась, и актеры увидели у подножия статуи обезглавленное тело женщины в платье из нежно-розового атласа, разорванном и испачканном кровью. У ее ног сидел, опираясь на окровавленные руки, мальчик Ли Юн, музыкант. Все трое — статуя, тело и человек — были одинаково неподвижны, холодны и безмолвны.
Вдруг Хэй Мянь судорожно вздохнул, будто проглотил рыдания, и, рванувшись вперед, склонился над телом.
Лай Чжень-чжень проговорил удивленно и тихо:
— А ведь это Сюй Сань!
И Погу пробормотал:
— Кто бы мог поверить?
А Гуань Хань-цин ничего не сказал, только поднес руку к лицу и опустил глаза.
В это время Хэй Мянь приподнялся, обвел всех удивленным взглядом, снова нагнулся, осторожно взял руку женщины, повернул ее, опять опустил и пошел обратно к товарищам. Лэн Чжень-чжень, взглянув ему в лицо, вдруг отступил и испуганно проговорил:
— Хэй Мянь сошел с ума. Посмотрите, его щеки мокры от слез, а он смеется.
Хэй Мянь подошел и сказал громким голосом:
— Это не Сюй Сань.
— С ума сошел, — повторил Лэй Чжень-чжень, — И бредит. Расталкивая толпу, Хэй Мянь пошел к выходу. Остальные трое поспешили вслед за безумцем. Хэй Мянь, очень бледный, но уже овладевший собой, стоял, прислонившись к облупленной колонне, повторяя:
— Это не Сюй Сань. У этой женщины руки никогда не работали, а у Сюй Сань пальцы были исколоты иглой. Мне ли этого не знать?
— Опомнись! — проговорил Лэй Чжень-чжень. — Конечно, в лицо ее не признаешь, раз нет у нее головы. Но на ней то самое платье, в котором она ушла. И зачем бы Ли Юй сидел около чужой женщины, застыв от горя? А иголочные уколы могли зажить за то время, когда она не работала, а учила роль. Приди в себя, милый Хэй Мянь! Разве ты не видишь, что это она? Или ты не веришь своим глазам?
— Я верю своим глазам, — сказал Хэй Мянь. — Это не ее руки, и, значит, это не она.
— Ах, не спорьте, — прервал Гуань Хань-цин. — Как ни скорбно, но сомнения не может быть. А Ли Юй подтвердит это.
В это время они увидели, что стража ведет Ли Юя.
Руки мальчика были связаны, и конец веревки обмотан вокруг кулака одного из стражников. При виде Погу Ли Юй рванулся и хотел что-то сказать, но из его широко открытого рта вылетел не то стон, не то мычание; стражник толкнул его в спину и потащил дальше. За ними несли на двух досках тело убитой. Сзади валила любопытная толпа.
— Ах, это моя вина, — печально сказал Гуань Хань-цин. — Не играй она в моей пьесе, она была бы жива.
— Она жива, — упрямо повторил Хэй Мянь.
— Скоро ночь, — перебил Лэй Чжень-чжень. — Вернемся на лодку и там решим, как быть дальше.
— Идите, я вас догоню, — сказал Хэй Мянь.
Как только актеры ушли, он снова вернулся в опустевший храм. Теперь, когда здесь побывало столько людей, трудно было себе представить, как произошло страшное событие. Но у одной из дальних колонн Хэй Мянь увидел свежий навоз — след того, что совсем недавно здесь стояли лошади.
Это открытие навело Хэй Мяпя на разные мысли. Он еще раз обошел зал, заглянул в боковые помещения, осмотрел проход за спиной статуи, но ничего больше не нашел. Тогда он снова вышел наружу, чтобы проследить, куда делись лошади. Дорога в сторону города была вся истоптана, и искать тут было нечего. В противоположной стороне, на размокшей от дождя тропе, виднелись отпечатки копыт.
Мянь пошел было по этому следу, но уже настолько стемнело, что он побоялся сбиться.