Обитель

В первый момент ночью, когда водилы вышли посмотреть, кто стучится, думал их всех сразу перебить, как обительских, тем более что среди них были и те мужики, которые когда-то его в колодец пихали. Приготовился даже, девочку к бедру опустил, собирался отбросить ее и махнуть ружьем по первому, кто в проем сунется, но в последнее мгновение передумал. Увидел слепые глаза в щели, понял, что водилы уже мертвые.

– Открывайте, – сказал. – Это Адриан. Со мной Ева, Юликова сестра. У меня нога перебита, нужны бинты.

Братья его впустили, стали обхаживать. Девочку положили на раскладушку, которая служила вторым диваном у телевизора, его устроили в кресле.

– Эх, Варвары нет, – сказал один. – Она бы твою ногу враз залечила.

– Мне бы кипятку, – сказал Адриан. – Промою, сменю бинт, и все само заживет.

Потом он рассказывал про полицейских, а водилы слушали и охали. Поверили сразу, потому что он не пытался их обмануть. Научился еще у отца: если хочешь людей убедить в том, что говоришь, нужно не рассказывать, а поучать. Это когда в каждом твоем предложении есть указание на то, что нужно делать, чтобы жизнь была спокойнее. Говорить не «Нас полиция приехала арестовывать», а «Если бы мы осторожнее были, если бы за молодыми, которых в город посылаем, больше следили – к нам бы полиция не нагрянула». Не «Я один выжил, вот, с малой», а «Только молитвой спасся». Если братьям про Бога сказать, они сразу поверят.

Один только спросил, правда ли его, Адриана, в колодце с месяц держали. Юлик им рассказывал.

– Держали, – сказал Адриан. – За большую провинность. Позавчера только отец разрешил в мир выйти – сказал, что я свое искупление заслужил, и каждому, кто искупление заслужил, в следующей жизни быть в Царствии Божьем. Думаю, этим искуплением я и спасение себе вымолил – из сердца молился, из души.

Братья разговаривали дальше сами, обсуждали, что нужно машину перегнать, что ящики с «Двоицей» со склада перепрятать или вообще сжечь, а Адриан сидел, вымачивал ногу в кипятке, и голова была совсем пустая. Кругом трупы, насквозь гнилые люди с пустыми глазницами, ртами раззявленными. Тут и про матушку стало ясно, про ее рот – она такая ходила, потому что давно умерла, еще тогда, в мастерской. Это Адриан старался не вспоминать раньше, боялся. И не потому что сам видел – ему тогда еще и четырех лет не исполнилось, а потому что брат Дмитрий рассказывал о взрыве так страшно, что всегда хотелось поскорее уши заткнуть.

Теперь уже не было матушки, отца, остальных взрослых, окровавленных. В живых остались только Иосиф и Варвара. Иосифа видел на фотографиях, в телевизоре, в газетах. С Варварой не раз уже взрослым говорил – в детстве у нее он бывал всего однажды. И еще один человек там был – самое страшное, что описывал Дмитрий. Яга. Сейчас, сидя в кресле, слушая голоса братьев, Адриан думал о ней впервые с последней встречи.

И ведь именно так говорила матушка: Яга своих детей мертвой водой поит, в мир отпускает, и они детства своего не помнят. Адриан сжал руки в кулаки, пытаясь вспомнить сказку, чувствуя, как боль разрывает ногу и поднимается вверх, прорезает все тело. Когда в последний раз сказку слышал? Когда в последний раз слушал матушку? И что была за сказка…

Жил-был мальчик один, маленький, красивый, но злой и хитрый. Если что ломал, валил на братьев. Если забывал, наговаривал на сестер. И все мальчику родители прощали, потому что был он любимый сын, средний. Не младший, глупый, не старший, страшный. Но однажды мальчику сказали родители котел сторожить. Стоять с ним, за знаками следить, клапан охранять. А следить за котлом нужно было всегда, потому что если перегреется котел, если лопнет, то каждого вокруг кипятком обольет, кислотой прожжет, осколками острыми по лицу раздерет. Родители мальчика с котлом оставили, а сами ушли с братьями, с сестрами во дворе дом строить. Мальчик час стоял, два стоял, а на третий не утерпел, выскользнул через щель в стене – такой был маленький – и в лес побежал, ягодами лакомиться.

Через час пошла мать к котлу, а тот весь вздутый, разорваться хочет. Мать схватила раскаленный клапан, закричала, руку отдернула. Вбежали ее братья, сестры, а котел весь красный, паром полный, кислотой кипящий. Отец мальчика к жене своей бросился, сестра их к котлу кинулась, а брат его старший сам за клапан взялся, дернул его, чтобы из котла пар выпустить. Руку обжег, клапан оторвал, только поздно уже было. Разорвался котел. Отец мальчика паром обжегся, матери осколком лицо порвало, брату руку кипятком обварило, а сестре в глаза кислотой плюнуло. Покатилась она по земле, хватая зубами, когтями землю.

Мальчик услышал крики, прибежал, а его брат у самых дверей хватает, тащит во двор. Говорит:

– Раз ты такой плохой, не слушаешься, будешь теперь у Яги жить.

И Ягу ему показывает, а у той вместо глаз черные дырки выжженные.

– Сюда иди, – Яга шипит. – Маленький. Сладенький. Убаюкаю тебя.

Взяла мальчика на руки, в рот плюнула кровью – он и заснул.

Проснулся мальчик, по сторонам смотрит, а вокруг темно, только глазки детские вокруг как угольки. Дети говорят: