Облако желаний

Интересно, как все это выглядело в глазах матери Билли? Они оба были в школьной форме, ни одной пуговички не расстегнуто. Ее платье, слегка великоватое ей в талии, висело свободно и доходило почти до колен. Книги и папки Билли лежали на кровати, ее тоже. Вроде похоже на то, что они здесь занимались. Вообще-то они здесь и занимались. Пока не начали целоваться. Единственное, что могло их выдать, это ее школьные туфли. Они стояли рядом с кроватью. Ну и еще, может быть, их раскрасневшиеся лица.

Мама Билли, похоже, разговаривала с туфлями Ван Ыок, этими двумя маленькими островками вины на полу.

– Я лишь заглянула сказать, что ужин почти готов. Ван Ыок могла бы остаться или ее ждут дома?

– Спасибо, Эби, но я лучше пойду. – Ван Ыок посмотрела на свои часы. Прошло больше времени, чем она думала.

– Какая жалость. Быть может, в другой раз.

То, каким тоном Эби сказала «какая жалость», напомнило ей «извини» Тифф и Холли. Ну а «в другой раз», видимо, означало тогда, когда ад замерзнет.

33

Ван Ыок лишь улыбнулась, когда на следующий день рано утром увидела у ворот Билли. На прошлой неделе она бы отнеслась к этому с подозрением и раздражением. Но на этой она решила быть иррациональной и не сопротивляться тому, что получила благодаря своему желанию. Как же далеко она ушла от здравого смысла!

Билли посмотрел на окна многоквартирного дома и отважился легонько поцеловать ее в щеку.

Они шли по Альберт-стрит и разговаривали. Билли до смешного восхищался своей штукой, которую собирался устроить в общей комнате, потом он захотел послушать о ее работе над портфолио, и она призналась ему, что еще не говорила своим родителям о том, что хотела бы изучать искусство.

– А ты здорово водишь их за нос, – сказал он.

– Это не обман, но мне не пришлось бы рассказывать правду избирательно, если бы у меня были нормальные родители. – Она как будто предавала их, говоря о них в таких словах, но когда речь шла о ее предпочтениях в учебе, ее родители точно не были нормальными.

– Ничего подобного, – рассеянно произнес Билли. – Хотя я с таким никогда не сталкивался.

Когда до школы оставалось совсем чуть-чуть, парень остановился у кофейни, чтобы взять себе кофе.

– Ты что будешь?

– Ничего.

Они вошли в маленькое и пугающе классное, по мнению Ван Ыок, заведение, и Билли начал заказывать:

– Можно мне, пожалуйста, большой, с двумя порциями эспрессо…

– Латте, навынос, – закончил за него бариста.

– У вас отличная память, – с восхищением заметил Билли. – И еще горячий бутерброд с сыром и помидорами. Спасибо, чувак.

Он повернулся к Ван Ыок.

– Ты уверена, что ничего не хочешь?

Она покачала головой.

Пока они ждали, когда нарежут и поджарят два кусочка хлеба и расплавится сыр, Ван Ыок пыталась разобраться, чем же ее так напугало это место. Слишком классное – это вполне уже все объясняло, но что именно означало? Во-первых, интерьер: к нему явно приложил руку дорогущий дизайнер-минималист. Во-вторых, персонал: черные фартуки, рельефные бицепсы, модные татуировки и пирсинг. Ну и, в-третьих, клиенты: одетые в «Лулулемон»[30], привыкшие к высокоскоростному Wi-Fi.

А потом здесь не было прайс-листа. На доске художественным, заостренным почерком были выведены названия блюд и напитков, но цен не было. Цены в печатном меню, но вам уже нужно было придумать, что заказывать, еще до того как получите его, разве нет? А можно было просто просмотреть меню, отметить для себя, что горячий бутерброд с сыром и помидорами обойдется вам в двадцать баксов с собой и шестнадцать, если есть в кофейне, и медленно выйти отсюда задним ходом? Как узнать, будет ли этот бутерброд вкуснее, чем те, что продаются на Альберт-стрит дешевле в полцены? Или того, что можно сделать самому, после школы, и который будет дешевле раз в двадцать? Билли расплатился, и они ушли.

Ван Ыок посмотрела на него, счастливо поедающего бутерброд, и решила, что он вряд ли хоть раз в жизни задумывался об этих подсчетах. А вот в ее жизни было полно маленьких списков невозможных цифр – как ее почасовой оплаты труда хватит на новые линзы, или на распечатки для портфолио, или на возврат стоимости билета до Сиднея, или на зимние ботинки, или на «Шанель» вместо какого-нибудь дешевого лака для ногтей (один раз, хотя бы один раз!).

Когда они вошли в общую комнату, Билли уже расправился с бутербродом и кофе и выбросил мусор в корзину.

– И как ты назовешь это?

– Ну, поздний завтрак или перекус перед занятиями, – ответил он и отрыгнул. – Прости, это ужасно. По-моему, я знаю, как нам все устроить.

Билли подошел к камере и задвинул стол прямо в угол, над которым она висела. На стол он водрузил стул, а на него – табуретку. Потом поставил стул на стол, что стоял рядом. Спрыгнул и подошел к шкафчику в кухонной зоне, где спрятал штатив с телескопическими ножками.

– Ты стащил его из художественного класса?

– Позаимствовал.

– Ты расписался, что взял его?

– Нет.

– Значит, стащил.

– Но если я стащил что-то на определенное, ограниченное время, разве это не значит, что это что-то позаимствовали?