Облава на волков

Позже Ивану еще предстояло осознать ту истину, что, когда мы воспеваем нашу пламенную, чистую и неповторимую любовь как самый возвышенный дар небес, мы воспеваем, в сущности, и боготворим свое чувственное влечение к противоположному полу. Но пока он, разумеется, этого не знал и жил по законам другой, столь же древней и бесспорной истины, которая гласит, что молодость — это время плоти. Таким образом, он не успел оглянуться, как его любовь к Веве, воспетая в стихах и облагороженная страданием, превратилась в какое-то смутное сновидение и исчезла, переродившись в любовь к Дарье. Возмужание — сложный и мучительный процесс, как всякий переход из одного состояния в другое, сопровождаемый не только стремлением узнать тайну женской плоти, но и стыдом, страхом и сомнениями, мощными взрывами дерзновения и спадами, унынием и смертельным отчаянием. Несколько месяцев жизни Ивана Шибилева ухнули в бездну изнурительной вакханалии, и когда он все-таки опомнился и пришел в себя, он действительно почувствовал себя взрослым и стал благоразумнее, насколько мог быть благоразумным человек его склада. Между тем Дарья ввела его в театральную среду и, как и всюду, Иван быстро завоевал общие симпатии, в том числе и симпатию одного гастролирующего режиссера. Этот режиссер, он же директор Плевенского областного театра, поставил за один сезон пять пьес с составом из четырнадцати человек, в большинстве своем местными любителями. Как видно по воспоминаниям актеров того времени, скороспелые постановки (случалось, что премьеру готовили два или три дня) были обычным явлением в некоторых провинциальных труппах, что выдавало их любительский характер, а иной раз свидетельствовало и об их недобросовестности. Причины этого явления — прежде всего материальные, поскольку тогдашние провинциальные театры не получали вообще или получали очень маленькие субсидии от государственных и общественных институтов. Чтобы обеспечить себе сколько-нибудь приличный доход, театральные труппы давали за сезон по двести и больше представлений в десятках городов и сел. При этих условиях заядлым любителям нетрудно было включиться в труппу, и уж совсем просто это было Ивану Шибилеву, запоминавшему роли с первого прочтения и имевшему уже некоторый сценический опыт. Он с большим успехом сыграл в трех пьесах три роли и, может быть, остался бы в этом театре надолго, если бы откуда ни возьмись не появился супруг Дарьи.

Лет сорока, довольно высокий и широкий в плечах, с багровой физиономией алкоголика, он пребывал, что для нашего случая самое важное, в высшей фазе очередного запоя. Приехав в город, он успел угоститься с приятелями и узнать у них, что его жена живет с каким-то молодым актером. Войдя в дом, он тут же ринулся в комнату Ивана и на него набросился. Бесцеремонное вторжение законного супруга застало Ивана врасплох, но он узнал его (Дарья описывала его с большой точностью) и, хотя и был напуган, держался не слишком осторожно, так как не допускал, что тот позволит себе чинить суд и расправу. Супруг же не говорил, а ревел, спрашивал, что Ивану понадобилось в его доме, назвал грязным ублюдком и, наконец, повалил на пол и стал душить. Хотя Иван был вдвое моложе и гибче, он едва сумел оторвать его руки от своей шеи и глотнуть воздуха, выбрался из-под тяжелого тела, но тот подставил ему ногу и снова свалил. Падая, Иван оцарапал переносицу об угол печки, кровь потекла ему в глаза и запачкала лицо. Он снова вскочил и, уже ничего не видя, добрался до двери, и тогда пьяный толкнул его в спину. Чтобы не покатиться по лестнице, Иван вцепился в перила, а противник схватил его за щиколотки и стал тащить вниз. В таком положении и застала их Дарья. Она закричала от испуга и кинулась их разнимать, прибежала ее мать, они затолкали пьяного в одну комнату, а в другой перевязали пострадавшему рану. В тот же вечер Иван перебрался в гостиницу, провел там меньше недели и уехал из города.