Облетая солнце

Нынче же я оказалась на пороге перемен куда более значимых. Небо отняло у меня Дениса. Но я была уверена, моя жизнь связана с полетами. Там, в бесконечном пространстве, я находила все, что меня манило, все, что мне нравилось, все, для чего я была рождена, — бесконечная, ошеломительная свобода, невыразимая красота и грация, соединенные с постоянным риском и даже страхом. Авиация требовала даже больше мужества и веры, чем у меня на самом деле имелось в запасе. И мне еще надо было постараться, отдать себя полностью, чтобы небо приняло меня. Мне предстояло работать усердно и много, чтобы достичь успехов, и стать немного сумасшедшей, чтобы выделиться, совершить что-то заметное. Всему этому нужно было посвятить жизнь. И именно это я намеревалась сделать.

На следующее утро я проснулась даже раньше Тома. Я быстро собрала вещи и вышла затемно, поджидая его. Когда он увидел меня, он улыбнулся. Он сразу догадался, какое решение я приняла и что сейчас произойдет.

Когда мы вернулись в Найроби, я как одержимая преследовала Тома, используя для занятий каждый свободный час, который он мог посвятить мне. Спустя четыре недели после гибели Дениса, почти день в день, мы с Томом завершили короткий учебный рейс и приземлились в аэропорту Найроби. Наш «Мос» прокатился по посадочной полосе, подняв облако красной пыли. Когда машина остановилась, Том не попросил меня, как обычно, выключить мотор, а выбрался из кабины на крыло и спрыгнул на землю.

— А почему бы теперь тебе не попробовать одной, Берил? — прокричал он, перебивая шум пропеллера.

— Сейчас? — Я остолбенела на мгновение. Сердце мое бешено заколотилось.

— Ну да, прямо сейчас. — Он кивнул. — Взлет и посадка. Подними машину футов на восемьсот, сделай один круг аккуратно и надежно.

Да, легко сказать — аккуратно и надежно. У меня кровь в жилах почти кипела от адреналина. Голова кружилась. Смогу ли я вспомнить все, чему Том учил меня эти месяцы, смогу ли применить на практике знания? Удастся ли мне взять себя в руки, успокоить сумасшедший гвалт в голове и сосредоточиться. Иначе как удержать в поле зрения сотню различных деталей, за которыми необходимо следить? Одной такой упущенной детали хватило, чтобы жизнь Дениса прервалась. И это обстоятельство придавало ситуации еще больше драматизма.

Стараясь унять дрожь, я показала Тому большой палец, подняв его вверх. Рута вышел из ангара и встал радом с Томом. Я помахала им обоим рукой и начала выруливать на край узкой полосы, предназначенной для взлета, стараясь поставить нос углом относительно ветра. «Помни, что надо двигаться быстро. Ты должна быстро набрать скорость, иначе в такую жару ты заглохнешь», — голос Тома звучал у меня в голове. Неотрывно глядя на меня, Рута вскинул руку. «Квахери». Доброго пути.

Машина сдвинулась. Я с грохотом покатилась по жесткой полосе. Сердце бешено колотилось, каждый нерв напряжен, в горле пересохло. Я выждала необходимый момент, чтобы оттянуть на себя штурвал, и… «Мос», слегка покачиваясь, оторвался от земли. Спустя еще несколько мгновений он выровнялся, сбалансировав центр тяжести. Где-то позади остались Том и Рута. И Денис — тоже. А впереди, расстилаясь под крыльями, открывался безбрежный мир.

Я оторвалась от прошлого, ворвавшись в новую реальность.

ЭПИЛОГ

4 сентября 1936 года

Мне не известно, насколько низко мой самолет опустился к рычащей бездне Атлантики, но неожиданно мотор вдруг вздрогнул и… заработал вновь. Когда я услышала его дребезжание, этот звук показался мне слишком громким и раздражающим. Он словно разбудил меня от долгого сна — и, вполне возможно, так и было. Я выдвинула рычаг вперед на полную мощность, а затем ослабила его, стремясь удалиться от бушующих ледяных волн. Нос «Чайки» — наконец-то послушный мне! — приподнялся. Машина набирала высоту, упрямо пробиваясь сквозь шторм. Точно так же вместе с ней продиралась сквозь туман беспомощности и страха я сама, прочь из черной, беспроглядной бездны — только вперед и вверх.

Только когда я снова набрала высоту и выровняла машину, а дрожь в руках прекратилась, я позволила себе подумать над тем, сколько же времени молчал мотор. И заодно — насколько я готова была сорваться в пике и рухнуть в пучину. Страх смерти всегда живет в нас, но внутренний компас рациональности подавляет его, заталкивая в неведомые глубины подсознания. В тех же глубинах живет и мечта. Мечта о крыльях да и сами крылья — способность летать, подняться над реальностью. Мечта о том, чтобы одним махом пересечь океан, охватить бескрайнее небо. И какие бы препятствия, какие бы страдания ни вставали на пути, как бы дорого ни стоили столь чудесные дары, — как однажды заметила Карен, — мы готовы преодолевать все, пока мы живы, готовы платить.