Облом для властного или Я твой Зайчик [СИ]

— Эй, молодой человек, а вы ничего не забыли?! — и такой красноречивый взгляд на плошку с цветком.

— Ах, да! — опомнился мужчина, рассыпаясь в любезностях. — Это вам.

Заполучив вожделенную орхидею бабки потеряли к нему всякий интерес и Вася со спокойной совестью и неожиданно пустыми руками поехал на дачу.

К слову о последнем, он подумал только, когда уже приехал на место. Так торопился, что забыл обо всем на свете. Ну, кроме самой Зайки, разумеется.

На улице уже стемнело и приятный ветерок нес долгожданную прохладу с речки, что близ небольшого хуторка на отшибе.

Вася старался не шуметь. Только тихо и жалобно скрипнула калитка, когда он открывал ее свои ключом.

И сразу на Зайкин участок, ступая тихо, почти крадясь на цыпочках, как вор.

Он увидел ее почти сразу.

Притаился за деревом и наблюдал, жадно лаская взором совершенные, округлые формы.

И что он раньше находил в худосочных брюнетках?

Теперь уже и сам не знает.

Просто неотрывно следит за каждым движением Алены, чувствуя, что сердце заходится от радости и какого-то необъяснимого умиротворения.

А еще острого понимания: вот она — его женщина. Та за которую стоит бороться.

Впервые в жизни и вопреки всем правилам.

Вечер, вопреки ожиданиям и нервным метаниям, неожиданно удался.

Сначала его неласково похлестали мокрыми джинсами. Зато потом зацеловали почти до озверения. Именно так себя и чувствовал Вася, когда их прервали на самом интересном месте, в самый ответственный, можно сказать, момент!

И кто?

Родная мать и такую свинью подложила.

Родительница повелительным тоном, приказала идти домой, словно ему пять лет, а они с Зайкой тут просто в песочнице играли. Хотел возмутиться, но был оставлен хмурым мамкиным взглядом. Слова застряли в горле.

И правда, не ругаться же с мамой при Алене. Это по меньшей мере глупо.

Может и права мама: ночь на дворе, а он явился не запылился, гость не званный. Свалился, как снег на голову и обслуживай его — котлетки, чай со сладеньким.

Нет. Их с Зайкой первый раз точно должен быть другим.

Все девчата любят романтику, и его златовласка, наверняка не исключение.

Луганский пока еще не знал, как все обставить в лучшем виде, а именно желательно на сутки пристроить ревнивых спиногрызов, но был настроен весьма решительно.

Именно поэтому мужчина задумчиво вертел, оставленный Женькой, пригласительные и прикидывал, как сделать так, что Зайка не просто согласилась с ним пойти, но и остаться у него дома с ночевкой.

Правда, прибраться бы в доме не мешало. Хотя бы в нескольких комнатах. Вася и так-то был не большой блюститель чистоты, а с этой проверкой и вовсе запустил свое жилище.

Сидя на мамкиной кухне он прошелся взглядом по чистому до стерильности кухонному гарнитуру и решил попробовать прокатить с уборкой на халяву:

— Мам, а ты не хочешь ремонт в кухне сделать? — подкат с дальним прицелом.

Баб Даша, которая в этот момент разогревала сынке поздний ужин, исподлобья посмотрела.

— У меня этот еще и не успел закоптится. Деньги карман жгут? Так ты найди, как их в дело пристроить.

Вася чуть сник, но не сдался.

— А в зале? Ни разу не делали.

— А на кой он мне нужен. Я пользуюсь только кухней да спальней.

И на все-то у нее есть ответ. Нет, Луганский, конечно, всегда знал, что мать — терминатор в платочке, но надежда, как говорится, умирает последней.

Женщина, видя метания Васи, полуобернулась к нему и вздернула тонкие брови.

— Ты лучше сразу скажи: что надо? Без вот этих, — он повертела большой ложкой в воздухе, — непонятных маневров.

Признаваться Вася никак не хотел. Думал на время ремонта, который бы он за два часа тут организовал, затащить мать к себе, а уж зная ее любовь к чистоте, глядишь и уборка у него удалась без его особого участия, но видать не судьба. Придется самому напрячься.

Посторонних людей в доме Царь жуть как не любил. Еще когда с Людкой жил, та наняла горничную, которая потихоньку вещи из дома утаскивала. С тех пор у

него стойкая нелюбовь к обслуживающему персоналу.

Пока Вася строил Наполеоновские планы по организации романтической ночи, баб Даша успела поставить на стол еду и уселась напротив, сверля сына пытливым взглядом.

— А теперь рассказывай: что у вас с Аленкой?

Луганский так и застыл с вилкой во рту, не донеся до него ароматный голубец.

— Нравится она мне, — и отчего-то почувствовал, как щекам стало горячо, словно он мальчишка, который признался матери в очередной шалости. — Очень.

Баб Даша несколько мгновений барабанила пальцами по столу, а потом грозно сдвинула брови и прошипела:

— Нравится, как твои эти вертихвостки, которые ты меняешь, как перчатки? Ты знаешь, я никогда не лезла в твою личную жизнь, хоть и не одобряла.

Вася чуть не хмыкнул. Как же, не лезла. Именно поэтому Людка свекровь терпеть не могла.

— Но за Аленку я тебе все уши выдеру! — грозно порычала его собственная мать, угрожающе. — Она не такая, как эти твои…

Луганский медленно положил вилку, отодвинул тарелку и сложив руки на груди упрямо посмотрел на мать.

— Она мне по-настоящему нравится, понятно!

— Неужто и жениться собрался? — ехидно поддела родительница.